Опасная встреча - Эрнст Юнгер

Центральный участок крупной городской артерии представлял собой аллею. От проезжей части ее отделяли два ряда деревьев. По вечерам бесчисленные разноцветные лампочки освещали их для гуляющих толп. В этот час в зеленой тени попадались и всадники. Кое-где толпились праздные гуляки – шпагоглотатели и акробаты разворачивали там коврики и демонстрировали свое искусство, а потом с жестяной кружкой обходили зрителей и собирали медяки. После небольшого перерыва сигнал рожка объявлял следующий номер.

Герхард шел по той стороне, где высится Коллеж Роллен. Здесь тротуар был свободнее, прохожих мало. Как во всех больших городах две стороны одной улицы могут отличаться атмосферой, так и здесь женщины, казалось, одеты элегантнее, чем у кафе. Они медленно проплывали в воскресных нарядах; легкие вуали едва скрывали черты. Несмотря на жару, все надели длинные перчатки и раскрыли зонтики из опасения, как бы солнечный луч не упал на лицо, где светились большие глаза. Иногда их взгляды с выражением изумления выхватывали Герхарда и мечтательно опускались долу.

Герхард, когда его почти задевали женские юбки, слышал шуршание шелка, похожее на долетевший с ветром шум далекого прибоя. И его неизменно охватывал благоговейный трепет, как перед возвышенной картиной, будто богини являли ему свой образ; за ними следовали феи и волшебницы.

И всякий раз он удивлялся, даже изумлялся, видя женщин в обществе мужчин. Приблизиться к ним казалось ему невообразимой наглостью. Но с женщинами можно вести чудесные, возвышающие разговоры; Герхард чувствовал это, угадывал. Только он и рта не сможет раскрыть – иллюзий на сей счет молодой человек не питал. В мечтах он был женщинам слугой, а еще доверенным лицом. Воображал себя их спасителем в трудную минуту, а свою судьбу – связанной с их судьбой на путях, что описывают в романах.

Его наружность, однако, не давала оснований для подобных опасений. Почти все молодые люди проходят через такую фазу чувствительности. У Герхарда она, пожалуй, стала слишком обостренной, к тому же необычно долгой. Возможно, все объяснялось ранней смертью матери; он ее почти не знал. В воспоминаниях образ матери представал преображенным; он думал о ней с глубочайшим почтением. Отец по делам правителя мелкого княжества много разъезжал и растил сына в интернатах. Потом отправил на учебу в Геттинген. Там Герхард жил у тетки, которая с возрастом стала несколько чудаковата. Жизнь в ее большом доме, где почти никто не бывал, соответствовала его склонности к одиночеству, так он себе нравился. Мир книг и мечтаний его вполне удовлетворял, хотя уклониться от притязаний общества – профессоров, однокашников, сословных знакомств – удавалось не всегда. Учебу Герхард закончил в положенный срок, а потом дальний родственник (Герхард называл его дядюшкой), господин фон Циммерн, вытащил его в этот город и прикрепил к посольству в одном из чинов, что так хорошо смотрятся на визитных карточках.

Своеобразие Герхарда, вызывавшее симпатию и одновременно изумление, привлекало внимание и в новом окружении, со временем все более. Недавно, после очередного приема, госпожа фон Циммерн перед сном сидела с супругом в салоне, они обсуждали гостей.

– Твой племянник очарователен, однако тебе не кажется, что ему чего-то не хватает? Для человека без малого двадцати пяти лет он, по-моему, почти непозволительно ребячлив. Ты должен уделять ему больше времени. Он слишком нелюдим.

Посол, уставший за день, улыбнулся и погладил руку жены.

– Лучше заниматься им поменьше. Я знал, почему так важно, чтобы он поселился на отдельной квартире. Его преимущество ты считаешь недостатком, Элизабет. Герхард прекрасно воспитан, почтителен, рыцарствен. Посмотри на его лицо, оно не может обмануть. Мне нравится наш мальчик, и я всегда рад, когда вижу его в чванливом обществе, исполненном пустого совершенства. Таким мечтателям известна цена вещей и их назначение. В моей молодости они встречались чаще, а потом нередко творили историю. Однако после основания новой империи они вымирают – плохой знак. – Господин фон Циммерн встал с кресла и прикурил от лампы последнюю сигару. – Герхард похож на своего отца, вместе с кем я провел свои ольденбургские годы. Потом тот стал homme d’affaires недюжинного самообладания, каким ты его знаешь. С Герхардом, скажу я тебе, будет так же. Бывают встречи, кристаллизующие то, что сперва порождает лишь смутные раздумья.[1]

Встала и госпожа фон Циммерн; было уже поздно, и она завершила разговор:

– Наверное, ты прав. Правда, встречи бывают роковыми. В Герхарде мне мешает не то чтобы наивность, хотя она нередко выходит за рамки. Его сущность все компенсирует. Его любят, а это нивелирует смешное. Но иногда он видится мне куклой, существом, выдуманным в далеких краях и по ошибке попавшим в мир, чьих правил и ловушек не знает. Вот в чем опасность. Такое существо, чтобы выжить, будет зависеть от тех, кто тоже прибыл издалека, – от детей, фей, мудрых волшебников.

Посол простился, поцеловав жене руку:

– Насколько мне известно, по меньшей мере один добрый дух обитает совсем недалеко от него. Он будет тебе благодарен.

3

Герхард был среднего роста и хрупкого, почти мальчишеского сложения. Легкая походка, мягкие волосы, узкое, почти не тронутое загаром лицо производили впечатление человека одновременно сильного и беззащитного, человека, обладающего силой, но не средствами, чтобы ее применить. Так, существуют сокровища, которые невозможно использовать. К этому добавлялось ощущение противоречия – эдакий скованный актер. В осознанной, полностью раскрытой жизни такая грация отталкивала; на картинах, даже кисти современников, она изумляла менее.

Мимо него прошли две девушки с папками под мышкой – возможно, возвращались с урока музыки. Одна подтолкнула другую и спросила:

– Тебе не стыдно оборачиваться вслед мужчинам на улице?

Подружка рассмеялась:

– Это ведь не мужчина, а сказочный принц.

Герхард не понимал значения обращенных на него взглядов. В них сквозило мимолетное удивление, и они мечтательно опускались. Проходя мимо, некоторые женщины касались пояса или быстро проводили рукой по волосам. Ему их взгляды казались далекими, загадочными; он чувствовал в них угрозу.

Идти по затененной стороне бульвара было приятно; Герхард очутился на площади Анвер – узком прямоугольнике, окаймленном деревьями. Подошло время обеда. На углу, откуда отходила узкая улица Жерандо, располагался ресторан «У герцогов Бургундских». Его вывеска представляла собой одну из тех плошек, какие дегустаторы на знаменитых виноградниках носят на шее как орден.

Перед входом стоял покрытый белой скатертью стол. На льняной поверхности расставили морепродукты, еще дымящиеся, с пылу с жару.

Распяленными клешнями манили ярко-красные омары, рядом в окружении венков из крабов и норвежских омаров роскошной ржой поблескивали лангусты; нож