Наследники чужих судеб - Ольга Геннадьевна Володарская

Они переспали в тот же вечер. Зорин спас Нику от скуки и одиночества раз, другой, третий. Она и не заметила, как пролетело полгода.

— Вот и пришло время уезжать, — грустно сказала она, устроив прощальный ужин в музее. Зорин стал вторым после мэра (его свита не в счет), кто увидел новую экспозицию.

— Твоей работой довольны?

— Более чем.

— Поздравляю!

— И мне предлагали остаться. — Сказав это, Ника пронзительно посмотрела на Михаила. — Как думаешь, я зря отказалась?

Он пожал плечами и отвел глаза. Зорин понимал, к чему она ведет.

— Я полюбила Ольгино. И это благодаря тебе…

Ника ждала, что он скажет «останься». Ведь им было хорошо вместе! Но Михаил упорно молчал. Он ничего не мог предложить Нике, кроме нечастых встреч. К серьезным отношениям он был не готов, а она явно именно их и жаждала.

— Отвезешь меня завтра на вокзал? — все поняла Ника. — Поезд в семнадцать часов.

Они расстались легко. Умница Ника вела себя непринужденно и доброжелательно. Она чмокнула Мишаню в щеку и пожелала удачи. Если бы Зорин не отметил, что ее глаза покраснели, и не уловил запах валерианы, решил бы, что она совсем не переживала.

— Позвони, когда доберешься! — крикнул он ей вслед.

Ника не позвонила, но написала СМС. Больше они не общались.

— А вот и папа возвращается, — услышал Мишаня теткин голос. — Без творога!

Он глянул в окно и увидел старика с одним лишь бидоном. Лицо его было хмурым, покрасневшим.

— Ты давление утром мерил? — кинулась к нему Кира. — Таблетку пил? — Зашедший в дом дед отстранил ее и прошел к столу, чтобы поставить на него бидон. — Магнитные бури сегодня, беречься надо.

— Ты чего раскудахталась?! — гаркнул на нее Свая. — В порядке мое давление!

— А лицо тогда почему красное?

— От злости!

Дед плюхнулся на стул, стянул с головы кепку и вытер ею лоб. Редкие волоски на нем тут же встали дыбом. Крестная все порывалась сбрить их, когда стригла отца, да тот не позволял. По праздникам он их зачесывал набок, считая, что этим успешно маскирует лысину.

— Что, весь творог забрали? — предположила Кира. — Ты так его хотел.

— Перехотел, — буркнул дед. — А все из-за Бобрихи! — Так он называл Алевтину Боброву, имя которой вчера всплыло в разговоре со старлеем Хасановым. — Увидела меня, подскочила и давай словесно поно́сить…

— Чего она тебе наговорила?

— Догадайся.

— Опять про убийцу Аленки Фрязиной вспомнила? — Дед понуро кивнул. — С чего бы? Столько лет прошло, все уже о нем забыли.

— Не все, — ответил ей Мишаня. У него резко пропал аппетит, и то, что он планировал съесть с особым наслаждением, а именно шкварки, так и осталось на сковороде. — Бобриха по-прежнему на него гадает. То карты раскладывает, то магические камни раскидывает.

— Колдушка недоделанная, — опять начал злиться и краснеть дед. Кира тут же подлетела к навесному шкафчику, достала из него пузырек с валокордином и принялась капать его в стопку. — Ходит, воду мутит. Вещает о том, что монстр опять проснулся и скоро напомнит о себе!

Бобриха всегда была с приветом, но небольшим. Она имела обычную работу, трудилась кладовщицей на элеваторе. Женщина рано овдовела, детей не родила, ни с кем не сдружилась, поэтому изнывала от скуки. Чтобы как-то себя развлечь, стала баловаться гаданиями. Бабенкам с работы на суженого раскидывала картишки, будущее по кофейной гуще предсказывала. Те, у кого совпадало, приходили к Алевтине еще, и уже с денежкой. Это позволило ей безболезненно пережить сокращение. Жила себе Бобриха спокойно, гадала легковерным горожанам и жительницам ближайших сел, как вдруг в ее жизнь ворвалась Агнешка.

Ей было двенадцать, когда родители погибли в автокатастрофе. Из родственников — никого, значит, одна дорога — в детдом. Однако вспомнила Агнешка, что в раннем детстве мама возила ее в город Ольгино к своей троюродной сестре Але. Седьмая вода на киселе, но все же родственница. Решилась связаться с ней.

Бобриха сначала не хотела брать девочку под опеку, но быстро к ней привязалась. По отцу полька, она такие зразы и цеппелины стряпала, что язык проглотишь. А как пела красиво на родном языке своего папы! А как обнимала крепко Алю, шепча «моя кохана»…

Взяла Алевтина девочку. Стала воспитывать. Все для нее делала, любила безмерно, но Агнешка все равно не чувствовала себя счастливой. Она скучала по погибшим родителям, часто плакала. Когда же в пубертатный период вошла, стала раздражительной. Чуть что — в крик: «Ты мне никто!» И это вместо «моя кохана». Вскоре девушка и прибилась к секте Варлаама, там подружилась с Катюшкой, вместе с ней стала духовной женой гуру и… Сбежала из дома, чтобы воссоединиться с супругом!

Алевтина после этого умом и тронулась. Она отвадила всех клиенток, стала затворницей. Общалась только с некоторыми соседями да почтальонкой, что пенсию приносила. Говорила с ними только об Агнешке. Причем в прошедшем времени. В отличие от родственников Катеньки, не терявших надежды на то, что девушки живы, Бобриха не сомневалась — умерли. Так говорили и карты, и магические камни. А еще Аленка Фря, которая вдруг начала являться к ней. Хотела на убийцу своего указать, да не получалось у нее. Только привет от Агнешки и Кати с того света передать удавалось.

Тетка Кира тогда Бобриху побила. Влетела к ней в дом разъяренная и давай ее шарфом своим мохеровым хлестать. Алевтина после этого язык прикусила, и надолго…

И вот ее снова прорвало!

— Я попрошу участкового поговорить с ней, — сказал деду Миша. — Она побаивается его.

— Эдельвейса этого горного? — хмыкнул дед. Так он называл Хасанова. Не ромашкой или одуванчиком, а эдельвейсом — семья его переехала в среднюю полосу из поселка у подножия Кавказских гор.

— Рустам ко мне в отдел перевелся, я ж тебе говорил. А его место занял Багор. Помнишь его?

— Багров, пожарный? — Тот не поладил с новым начальником части, психанул, уволился и устроился участковым. — Да, это мужик суровый, даже я его немного побаиваюсь.

— Да не ври уж, — бросила тетка, убрав стопку из-под валокордина в раковину. — Орал на него в прошлом году так, что народ сбежался.

— А нечего было мальцам оплеухи раздавать!

— Они траву сухую жгли.

— И что? Словом учить надо, а не подзатыльниками.

Зорин встал из-за стола с кружкой чая. Тот успел завариться и чуть остыть. Кира добавила в каркаде ложку сахара, и пить его было одно удовольствие. Прихлебывая чай, Миша подошел к окну, чтобы взглянуть на небо. Вчера к вечеру погода чуть испортилась, даже покрапало немного, и ему хотелось понять,