Лёгкое Топливо - Anita Oni

Он неопределённо повёл бровями: так, значит так. Whatever.

Сцена 14. Трафальгарская философия и кресс-салат

В таверне было тепло, старомодно, по-лондонски уютно и вместе с тем душно. Не в смысле температуры — скорее, в английской манере: бармен с выправкой викторианского метрдотеля, флаги, парусники на многочисленных картинах, бюсты адмиралов с цепким взглядом, тёмное дерево столов, уйма статуэток, как в лавке игрушек, и устоявшийся запах добротного бренди и старого табака, впитавшийся в коралловые стены ещё с тех пор, когда мужчины носили мундиры и бакенбарды, а женщины — корсеты и честь.

Нала сняла кардиган, аккуратно повесила его на спинку стула и к своему стыду (как она сама заметила) покаялась, что за всё время, проведённое в Лондоне, так ни разу и не побывала в этом культовом местечке, хотя и мечтала сюда заглянуть. Как иначе, ведь это та самая таверна викторианской эпохи, описанная ещё Диккенсом в романе «Наш общий друг».

Блэк кивнул, пристраивая джинсовку на вешалку в поле зрения (благо терпеть не мог использовать в этих целях стулья): да-да, Диккенс. Его последний роман.

Он не стал признаваться, что так и не осилил по школьной программе больше двух глав. Дошёл до завещания Гармона и дальше не смог читать, возмущённый до глубины души. Отец обещал отписать сыну деньги, если тот женится на абсолютно незнакомой ему девушке, которой на момент составления завещания было не больше четырёх-пяти лет. Ну что за идиотизм! Да, может, она за это время уже помрёт! Или сама выскочит замуж, или станет алкоголичкой, или сменит десяток любовников… А то и — чем чёрт не шутит — отречётся от бога: в те годы это, вроде как, было преступлением пострашней предыдущего. «Тоже мне, стратег!» — фыркнул тогда четырнадцатилетний Алан и закрыл книгу. Признаться, даже у Дюма таких лопоухих твистов он не встречал. Там своих сюжетных дыр хватало, но хоть слог был куда динамичнее.

Нет, Блэк предпочитал более надёжные и продуманные пути к успеху.

Меню он взял первым. Не потому, что был голоден, а потому что привык перехватывать контроль — даже когда речь шла о жарком и гарнире. Листал его с тем выражением, с каким просматривают досье: неторопливо, без интереса к лишним подробностям: только суть, только проверенная информация.

— У них тут до сих пор подают устрицы Киркпатрик, — сказал он, не отрывая взгляда от страницы. — Американщина. А вообще предлагаю обратить внимание на ассорти для общего стола…

— В том числе вегетарианское, — продолжила Нала. — Идеально.

Блэк осторожно заметил, что их представления об идеалах разнятся, но пообещал обязать заведение выделить им блюдо с мясными и вегетарианскими закусками. Ровно пополам.

— Не то чтобы я совсем не ем мясо, — уточнила Нала, — просто повод должен быть веский. Сродни «Дядя Джим приготовил замечательного коронационного цыплёнка, так что невежливо будет отказаться».

— Так-так, а если я предложу совершенно убойное каре из ягнёнка с зелёным горошком и молодой морковью — отказать будет вежливо?

Нала пожала одним плечом, пытаясь поправить блузку.

— Ягнята проходят по статье «Умышленное детоубийство». А вот лосось на гриле, с варёным картофелем и укропом, — это уже интересно.

— Интересно было бы где-нибудь в Скандинавии. Впрочем, выбор твой.

Официант — молодой, но с подозрительно натянутой осанкой, будто его каждые пятнадцать минут лично проверяли на соответствие образу джентльмена — появился бесшумно. Улыбнулся, обнажив кривоватые зубы. Алан давно уже заметил, что чем хуже у человека обстоят дела во рту, тем охотнее он это демонстрирует.

Принял заказ, натюкав его в приложении: мясное и вегетарианское ассорти для общего стола, каре ягнёнка — только в одном экземпляре, лосось — допускается, напитки — вода с лимоном и чай.

— Вы уверены, сэр? — переспросил официант с лёгким удивлением, выдававшим его неопытность.

Блэк не дал закончить:

— Я за рулём.

— Разумеется, сэр.

И исчез — так же бесшумно, как появился. Его место заняло молчание: не неловкое, а внимательное. Алан проследил взглядом, как официант прошёл между столами, краем глаза отметил седого джентльмена у окна с бокалом портвейна и вязаным шарфом поверх твидового пиджака. А заодно пожилую пару, разделившую десерт на двоих с трогательностью, заслуживающей сцены в мелодраме.

— Слушай, — сказала Нала чуть позже, разглядывая бриг на ближайшей картине, — а почему ты юрист? Почему выбрал право, а не, допустим, живопись или торговлю?

Блэк отвернулся к окну. За стеклом проплывал прогулочный катер с туристами, махавшими всем подряд, как болваны, и не выпускавшими из рук телефонов.

— Потому что в законах — порядок, — сказал он, не спуская глаз с катера. — Не всегда справедливость, но почти всегда порядок.

— Ты говоришь так, будто порядок важнее справедливости.

— Едва ли. — Блэк покачал головой. — Но существенно достижимее.

— А древние считали, что мир возродился из хаоса.

— И что же? Тебе нравится, в каком он нынче состоянии?

От необходимости отвечать её избавил официант, доставивший обещанную воду и ассорти. Алан уставился на вегетарианскую половину.

— К слову о хаосе, — пробормотал он, — это и есть, что ли, таинственные «баба гануш и дзадзики из кресс-салата», упомянутые в меню?

Он произнёс эти слова как человек, впервые повторяющий свежевыученное богохульство на новом языке.

— Видимо, да… — Нала была осведомлена не больше него, но смело приступила к изучению содержимого тарелки. — А ты не спросишь, почему я выбрала философию? — уточнила она, нарочно не поднимая головы, но продолжая наблюдать за собеседником боковым зрением.

Алан, не имевший привычки говорить с набитым ртом, оказался слишком занят солониной и утиным рийетом, чтобы ответить. Наконец он обмакнул губы салфеткой и подмигнул своему отражению в бокале с долькой лайма.

— Это ведь проще простого: ты хочешь быть учителем. Но педагогика — слишком узкое направление, не позволяющее задействовать кругозор в должной мере. А философия, напротив, — комплексная дисциплина, притом достаточно обтекаемая, чтобы правда оставалась у каждого своя.

— Ох уж эта своя правда. — Нала надула губы, разрезая баклажан. — У тебя она точно своя. Ты так уверен в этой версии, мистер я-на-всё-найду-ответ?

— Назови мне свою — и будет видно.

Она подняла наконец взгляд от тарелки.

— С тех пор, как я поступила на филфак, у меня кто только не спрашивал, зачем я это сделала. И «что за работу ты себе найдёшь по окончании курса?», и «философы нигде не нужны», и «мы с вами не в