Лёгкое Топливо - Anita Oni

Он сам подивился тому, как легко в памяти всплыло название асаны. Название, которое он и запоминать-то никогда не пытался, и дорого отдал бы, чтобы забыть. Которое, видит бог, тоже обосновалось в голове с лёгкой руки Элеоноры.

— Или всё вместе, — сделала она попытку согласиться, — или ничего из вышеперечисленного. Ведь, так или иначе, всё это уже было во мне — мысли, ощущения. Просто в сложившихся условиях мне удалось их сформулировать.

— И как! — добавил Алан в восторге, отчасти даже не наигранном.

Он вспомнил себя — в спортивных шортах, без правого носка, стоящим на одной ноге. С руками в намасте (причём только что узнал, что это, оказывается, так называется) и с гордо поднятой головой.

— А теперь закрой глаза, — скомандовала Элли.

Вместо этого он недоверчиво прищурился.

— Ты серьёзно? Зачем?

— Зажмурься — и сам ответишь на свой вопрос. Обещаю: я ничего делать не буду. И с места не сдвинусь. Чтобы ты был уверен, что это не какой-нибудь трюк или розыгрыш с моей стороны.

Алан ей не поверил. И правильно сделал. Вот только обманула его не Элли — а он сам. Его тело. Его внутреннее чувство баланса.

И, когда он понял, что начинает терять равновесие, то сразу же, первый опустил ногу, стараясь не делать резких движений, и медленно открыл глаза.

— Достаточно глупостей на сегодня. Посторонись, малышка, меня ждут мои полсотни отжиманий.

И всё. Он не проиграл, не упал. Просто сошёл с дистанции до того, как рискнул потерять достоинство.

А сейчас, пока Нала отправилась сделать пару снимков армиллярной сферы и осведомиться насчёт подъёма на обзорную площадку, он огляделся по сторонам, убедился, что на него никто не смотрит, и, сбросив кроссовок, подтянул ногу к бедру. Огляделся ещё раз и закрыл глаза.

В первые три секунды его окутывало ощущение победы.

Он — центр, ось, тугая струна, натянутая от темени до самого ядра Земли.

Дыхание ровное, поза — идеальная: живая иллюстрация к пособию.

А на четвёртой секунде пришло колебание. Едва уловимое, ласковое до тошноты — как дыхание женщины, для которой ты — свет в окошке. Возлагающей на тебя слишком большие надежды.

Почти как родная мать.

Потом — ещё колебание, и третье — с намёком на шаткость.

Он попробовал восстановить равновесие — и тут же ощутил, что внутри него всё слишком подвижное.

Слишком много винтиков и шестерёнок, пребывающих в хаотичном движении, чтобы вся конструкция хранила статичность.

На седьмой секунде он понял, что с каждой попыткой удержать позу только больше напрягается. Как будто баланс — это не покой, а война.

Тогда он открыл глаза, поставил ногу обратно на землю и, завязывая шнурок, тихо выдохнул:

— Контроль — не то же самое, что равновесие. — И тут же добавил с привычной усмешкой: — Но, чёрт возьми, борьба за него выглядит похоже.

* * *

Когда они поднялись на обзорную площадку, моросил мелкий дождик — колкий, но неопасный. Из тех, что пробегутся по горизонту, добавят радужных бензиновых разводов на шоссе, прибьют пыль к тротуарам и умчатся восвояси.

Канэри-Уорф [1] в этой мороси изрядно смахивал на Изумрудный город из детских книжек — островок драгоценной деловой жизни, алгоритмов, трейдинга и корпоративных войн, позеленевший на фоне октябрьского неба без всяких специальных очков.

Перед ним, за платиновой лентой Темзы — здания Старого Королевского военно-морского колледжа. Симметричные, классические, с белыми колоннами и галереями. Такой вымуштрованный классицизм всегда импонировал Алану, напоминая об университетских годах и военной службе…

…которую он, разумеется, не проходил. Зато в 2008 году записался по контракту на восемнадцатимесячные курсы для гражданских юристов, работающих с правительством. По спецпрограмме от MI5, в которую входила гибридная подготовка — как теория в области международного права, так и практика, включающая в себя тактическую стрельбу, моделирование допросов (причём как на месте следователя, так и допрашиваемого), оценку угроз и выезд на реальные операции, вместе с настоящим агентами — в качестве юрисконсульта…

Он перевёл взгляд на просторный парковый газон переднего плана — кое-где в выцветших жёлтых пятнах, как старящаяся фотография. Люди разбросаны по траве примечаниями на полях: кто-то сидит в группах, кто-то поодиночке, влюблённые парочки жмутся друг к другу. Субботняя идиллия, и никакой спешки.

— Какие мысли вызывает у тебя этот пейзаж? — обратился он к Нале, чисто из необходимости джентльмена развлекать спутницу. — Уверен, Камю нашёл бы, что сказать по поводу панорамы.

— Тебя интересует моё мнение или Камю? — уточнила девушка, облокотившись о металлические перила и глядя куда-то вдаль, за облака.

Алан усмехнулся краешком губ.

— А у тебя получается их разделять?

Он скосил взгляд на Налу — профиль мягкий, но волевой, полный внутренней силы; намокшие волосы липнут к вискам. Она не двигалась, будто прислушивалась — к городу на горизонте, к собственным озарениям.

— Камю бы, наверное, сказал, что это — прекрасный абсурд, — наконец ответила она. — Мы стоим на меридиане, как на воображаемой оси мира, смотрим на минувшее, нынешнее и грядущее сразу. А всё, что можем сделать — дождаться, когда высохнет верхняя одежда.

Он хмыкнул, взглянул на её кардиган, висевший на сгибе локтя.

— А ты бы сказала, что можно не ждать, а снять её и пойти дальше?

— А ты, как всегда, отвечаешь за других, прежде чем они выскажутся сами?

— Надо же кому-то держаться вертикали и задавать темп, — заметил он, щёлкнув пальцем по холодной трубе перил. — Пока вы с Камю окапываетесь в бытовой метафизике.

Нала помахала у него перед носом рукой.

— Задавать темп не значит сбивать с него остальных. А ты делаешь именно это.

Алан не сразу ответил. Взглянул на её руку, отмахнувшую его довод, и ощутил ту едва уловимую границу — не обиду, не сопротивление, а скорее напоминание: они общались на равных, и если в чём-то Нала была готова последовать за ним, говорить она предпочитала за себя.

— Я не сбиваю, — возразил он. — Я подаю руку. Знаешь, как кавалер, который приглашает на танец. Просто если темп не задать, вся композиция расползётся. Выйдет очередной набор реплик, лишённых общего замысла.

Он лениво поправил ворот джинсовки, проводил взглядом аморфную тучу.

— Но ты права. Иногда лучше выслушать партнёра до конца. Даже если он говорит языком Камю.

Нала ничего не ответила. Только выпрямилась и отступила от перил, словно от них вдруг повеяло холодом.

— Пошли. Хватит с нас этой меридианной философии.

Алан задержался ещё на секунду. Последний раз окинул взглядом пейзаж, намеренный запечатлеть его в мозгу именно таким.

Канэри-Уорф мерцал