Путешествия майора Пронина - Арсений Александрович Замостьянов

приглашает на охоту – отказываться нельзя. Особенно если он приглашает искренне, а не ради красного словца. Не позволяет этикет, сложившийся веками. Тем более если ты и сам не прочь пострелять. А Пронин любил это старинное мужское дело. Не из-за добычи, а скорее потому, что охота помогала ему отвлечься от «трудов праведных», из-за которых частенько приходится просыпаться с тяжёлой головой…

Шахская охота – дело государственное. Не просто поход за ценным зверем, а церемония, осенённая многолетней традицией. Сам Пронин на этой церемонии был самым почётным гостем: как-никак спаситель его величества! Для него, кроме всего прочего, это был отличный шанс познакомить шаха с одной из возможных невест. Старшая сестра, узнав об охоте, только фыркнула – и сразу придумала десяток неотложных дел, которые мешают ей отправиться в столь некомфортное путешествие. И еще добавила, что не любит этих диких кровавых развлечений. Другое дело – сходить в зоопарк. Зато Сурия…

Она буквально горела от любопытства в предчувствии охотничьих преступлений. Узнав, что Пронин будет на охоте почетным гостем, она за ужином в ресторане подсела к нему и битый час расспрашивала о местной природе и об охотничьих традициях. Пронин кое-что почитал накануне, поговорил с Балабановым – и сыпал историями о самых разных случаях со времен Дария. Она смотрела на него восхищённо. Девчонке хотелось приключений. Иван Николаевич вздохнул: такая война идёт, каждый день погибают тысячи людей, а он тут вещает об охоте, как светский лев. Такая работа.

– А что это за звери такие – муфлоны? – спросила она его.

– Это бараны. Но очень грациозные. С эдакими закрученными рогами. У них вкусное мясо и замечательная кожа. Кожа муфлонов с древних времён шла на воинское облачение персидских царей и полководцев. Ценили её и в сопредельных странах.

Цари и полководцы её не слишком интересовали. Ей хотелось увидеть необычный закат в предгорье и зарисовать его. Кто-то ещё в детстве внушил Сурие, что она талантливая художница. Пронин видел её зарисовки и не впечатлился: обыкновенная какофония красок, мазня. Но и он в этой области вовсе не эксперт.

А все-таки хорошо шах выбрал время для охоты. В предгорье установилась пасмурная погода, исчез зной. Просто благодать – как в нашей средней полосе.

Придворный конюх торжественно подвёл к Пронину вороного коня с драгоценной сбруей и седлом, на которым бисером был вышит старинный персидский орнамент. Конюх поклонился перед простым советским чекистом, как перед султаном, – и незаметно удалился. Пронин без промедлений оседлал нового друга.

По традиции, они отправлялись в путь на лошадях – километров за десять до основного места действий, где уже не одну неделю суетились егеря из местных крестьян. Это тоже была традиция – только жители этой деревни имели право готовить шахскую охоту на муфлонов. Только Пронин и Сурия устроились в седле, к ним подскочил шах в окружении небольшой свиты, из которой выделялся надменный европеец – душевный друг монарха.

Мохаммед был затянут в корсет. «Это он зря, – подумал Пронин, – на охоте в этом коконе неудобно. Не умеет получать удовольствие от жизни!»

Шах громко крикнул: «Дорогой товарищ Пронин! Прошу вас присоединиться к нам! Вы сегодня мой самый почётный гость! А этот конь – мой первый подарок лично вам!»

Пронин поклонился. И дал знак Сурие и Альваресу, чтобы они не отставали от него. Так шахская свита пополнилась тремя всадниками. В рюкзаке у Сурии имелись краски и небольшой этюдник.

Иван Николаевич к лошадям привык с детства. Его дед был конюхом у барина, имелись у Прониных и свои лошади. Да и на фронте в Первую империалистическую (тогда эту войну называли только Великой) он служил в конной артиллерии. Но перед охотой Иван Николаевич вместе с Альваресом немного позанимался выездкой, чтобы не упасть в грязь лицом. Что касается Сурии – ей и подготовка была не нужна. Она держалась в седле как настоящая амазонка. Пронин даже залюбовался. Хотя… Он не испытывал к этой девчонке сладких чувств.

Шагах в ста от шаха с гиканьем на охоту поскакали казаки – 50 всадников, составлявших авангард шахской гвардии. Неожиданно от этого отряда отделился и поскакал прямо к Пронину один всадник. Конечно, это был Курпатов.

– Впервые на шахской охоте? Не отвечайте. Знаю, что впервые. Нравится?

– Много великолепных лошадей, много золотого шитья. Красиво, вельможно.

Им захотелось поговорить – причём не о делах, не о придворных интригах, а о чем-то далеком, русском. Они с удовольствием подтрунивали друг над другом. Пронин и Курпатов немного пришпорили коней и оторвались от свиты. Казак сказал:

– А я скучаю по русской охоте. Мне бы сапоги огромные, тулуп, шапку – и по болотам с ружьецом. А?

– Напрашиваетесь на приглашение? А ведь я приглашу. Сапоги и болота – это прекрасно. Если с ружьецом…

– А после охоты ваши орлы меня в расход пустят. Скорее всего – даже без суда. Я ведь в Гражданскую не рахат-лукум лопал. Повоевал в России, хотя и недолго. Но память о себе оставил.

– Мечты должны сбываться, дорогой друг, а мозаика наших судеб подчас складывается самым неожиданным образом. Если уж генерал Слащев преподавал в нашей академии… Белогвардеец, вешатель – а стал почтенным красным профессором.

– И где сейчас Слащев-Крымский? – Курпатов хитро сузил глаза. – Знаю, убит народным мстителем… Хотите и мне такой судьбы?

– Поверьте, советское государство к этой смерти не имело никакого отношения. Это личная месть. Примерно так же погиб и наш знаменитый красный командир Григорий Котовский…

– Знаю. Обыкновенный уголовник. Правда, очень удачливый.

– Для вас – уголовник, для нас – герой, который и сегодня вдохновляет бойцов-красноармейцев на подвиги. Не так давно вышел неплохой фильм о его подвигах. Кстати, ваши единомышленники в Гражданскую так и не смогли победить этого «обыкновенного уголовника». А знаете, как похоронили Котовского?

– Понятия не имею.

– Его тело забальзамировали и торжественно погребли в мавзолее. В городке Подольске, под Одессой.

– Ох, любите вы это дело – мавзолеи, бальзамирования… – Курпатов по привычке мял в пальцах папироску, прежде чем закурить.

– Любим. Сейчас там всё еще хозяйничают немцы, румыны и венгры. Они надругались и над телом Котовского. Разрубили его на куски и выбросили в траншею – вместе с расстрелянными. Наши подпольщики собрали останки Котовского и бережно их сохраняют. После войны мы возродим и мавзолей.

– Вы хотите меня напугать этими страшными рассказами? Вряд ли получится. Я и не такое видал. В том числе здесь, в Персии. Но, друг мой, не отдаляйтесь от шаха. Ему приятно ваше присутствие. А я поскачу к моим орлам…

Путешествие Пронин продолжил рядом с шахом, Альваресом и Сурией.

Шах спросил – почему-то Пронина, а не испанца:

– Господину Альваресу нравится в Иране?

– Не представляю, кого может не восхищать ваша древняя, красивая, удивительная страна? Подтвердите, Хосе!

Альварес с непривычки осип в пути и с трудом прохрипел:

– Отличная страна! Уверен, мы подпишем целую кучу контрактов!

Шах улыбнулся.

– Я тоже уверен. Но, господа, прошу всех иметь в виду, что в таком темпе через пятнадцать минут мы прибываем на место охоты!

Пронин боковым зрением наблюдал за Пероном. Его занимал этот хитрый вельможа, единственный европеец в окружении шаха и его лучший друг, о котором ходило столько слухов. Пронин подозревал, что этот Гефестион при персидском Александре имеет отношение к секретным службам. К каким? В этом предстояло разобраться. Кроме того, он явно собирался сколотить себе солидное состояние. Подобно шаху, он носил корсет. И, видимо, любил оружие и не отказывал себе в удовольствии с форсом его носить. Пронин насчитал два пистолета, немецкое ружьё, кинжал и саблю. Недурно подготовился к охоте! И всё явно коллекционное, ценное. Скорее всего, подарки шаха за верную службу.

По традиции, первого муфлона должен был пристрелить монарх.

Группа опытных егерей из той самой деревни вывели одного крупного представителя этого бараньего племени на открытую поляну. При этом они постарались, чтобы солнце не било в глаза шаху.

– Ну что, началось? – у Мохаммеда сверкнули глаза. – Во имя Аллаха, начнем. Он прицелился из старинного – скорее всего, фамильного – ружья. Муфлон замер, как будто всю жизнь мечтал стать жертвой его величества. Трудно было не попасть! Мохаммед выстрелил – и муфлон тут же повалился как подкошенный.

Зазвучали аплодисменты и одобрительные возгласы. Подданные восхищались своим шахом. Пронин почувствовал в этом какую-то наигранность.