Приговор окончательный! - Сергей Григорьевич Алтухов

— Не возражаю, — ответил тот, поднимаясь.

— Тогда всё! — и Доронин склонился над бумагами, давая понять, что разговор окончен.

Глава 14

Третий месяц шло расследование. Третий месяц сидел под арестом Василий Иванович Боровец.

Он мог бы намного сократить уже проделанную сотрудниками органов внутренних дел работу, уменьшить ту, что им еще предстояло проделать, но пока не собирался признаваться. Много, ох много всякого открылось бы, расскажи Боровец все начистоту. За пять-то лет княжения утекли реки воды и государственных денег. Если докажут все — расстрел. Это он знал точно. Но не менее точно он знал, что все не докажет никто. Многие следы он успел замести еще на свободе, заранее страхуя себя на будущее. Ну а на то, что осталось, ни у какого следователя и даже у группы следователей (не дадут же Пантюхову в помощь целый отряд) попросту не хватит времени.

Диапазон деятельности спецуправления — практически весь Советский Союз. Завязанных с Боровцом людей десятки, а косвенно так и сотни. Причем, это жители разных республик. Ну-ка поезди, поищи концы. А Василий Иванович не новичок. С юридическими нормами ознакомился. Сроки, ограниченные законом (и очень жестко!), сроки расследования. Вот его непобиваемая карта в этой опасной игре. Даже если капитан и его сотрудники будут работать по двадцать часов в сутки, им все равно не успеть. Ни за что не успеть просеять горы шелухи, чтобы найти горстку ценных зерен. Она, эта горстка, не так и мала. Но если находить даже по зернышку в месяц (а вряд ли у кого получится скорее), он сумеет выбраться из воды, если не совсем сухим, то уж во всяком случае не до ниточки промокшим. И следователь-то об эти сроки зубы обломает. Еще постучит своей дубоватой и упрямой головой не в одну прокурорскую дверь с просьбой о продлении ареста. Где-то, может, и разрешат. А где-то так этой дверью хлопнут, что, глядишь, и звездочка, какая плохо пришита, с погон отскочит. Строительные дела дремучие. Сыщики от них порой волком воют.

Впрочем, не на одну только непобиваемую карту сжатых сроков следствия рассчитывал Василий Иванович. В запасе имелось немало средств помочь себе, но их Боровец до поры до времени придерживал. Собирался постепенно пускать в ход, если действительно запахнет жареным.

Одержать верх в борьбе со следователем было для Боровца делом принципа. Не желторотым юнцом за грошовую кражу сел он на нары. Не принадлежал он также к тем руководящим работникам, которые в силу собственной слабости и по воле рокового случая, однажды воспользовавшись служебным положением, со временем увязли в трясине. Ничего подобного. Увеличение зарплаты путем всяческих хитроумных махинаций стало его жизненным принципом. Только так представлял Боровец свое существование в не совсем удобных для себя рамках социалистического общества. Исходя именно из этих позиций, он и собирался защищаться. Не называя, конечно, вещи своими именами, рассчитывая нащупать в оппоненте хотя бы отдельные, поддающиеся такому настрою струны.

Да, он присваивал крупные суммы с тех самых пор, как появилась возможность, а появилась она давно. Но не считал это воровством. Рассматривал, скорее, как абсолютно необходимый побочный доход, слагаемое того самого благополучия, идеал которого был привит ему еще в детстве.

Он родился в обеспеченной семье зажиточного западно-украинского крестьянина и с детства увидел, что дают человеку деньги. Есть они — кланяются тебе в пояс соседи, нет — кланяешься ты. Там — по другую сторону Днепра — жили иначе, но отец плевал в ту сторону. Папаша здорово ненавидел Советскую власть и детей воспитывал в том же духе. «Продались москалям, — говорил родитель о своих восточных земляках. — Хотят всех сравнять, и голых и не голых».

Когда перед самой войной произошло воссоединение Западной Украины с Украинской Советской Социалистической Республикой, Василий был уже взрослым парнем. Вскоре его призвали в Красную Армию. А демобилизоваться он не успел — началась Отечественная. В окопы Боровец не рвался. Определили с первых дней связистом в полевую дистанцию пути — и слава богу. Хотя... на фронте доставалось всем — и тем, кто ходил в атаку, и тем, кто занимался инженерным обеспечением боевых действий.

Первое время Боровец думал перебежать на вражескую сторону. Но побаивался: не дай бог задержат — тогда смерть. К тому же, казалось, что скоро и бежать не потребуется. Немцы наступали так стремительно, что исход представлялся близким и неизбежным. Но после разгрома гитлеровцев под Москвой положение стало меняться. Теперь Василий опасался бежать по другим причинам — не хотел рисковать понапрасну. А в сорок втором встретился на фронте с Клавой. Женился. И мысли о переходе к немцам отошли на второй план. Тем более, что фашистов начинали теснить.

После Победы перед фронтовиком открылись все двери: закончил техникум связи, получил назначение на руководящую должность, сначала — в Ульяновск, а потом в Башкирию.

Он умел находить подход к людям. Подчиненным, вовлекаемым в свои махинации, объяснял, что изыскивает таким путем средства для приобретения дефицитных, крайне необходимых для их организации материалов, на которые, увы, не выделены фонды. И те верили: если это делает начальник — значит, так и нужно. Не будет же он грабить собственную контору. С другими Василий Иванович поступал соответственно обстоятельствам. Кому-то из руководства вдруг срочно понадобилась большая сумма наличными — пожалуйста, дам взаймы, на длительный срок. Другому надо достать что-то редко встречающееся — достанем, будьте спокойны. Третьему не грех и открыто сунуть в лапу (мол, для утряски вопроса — там, наверху). С четвертым достаточно просто с шиком посидеть в ресторане. Глядишь, и накинута на многих весьма прочная сеть.

Так продолжалось довольно долго. В немалой степени успех Боровца объяснялся его способностью выбирать клиентов. Особенно — среди тех, с кем он не мог разговаривать языком приказа. С наезжающими время от времени ревизорами Василий Иванович научился ладить — знал, как их надо встретить и проводить. А главное — знал, когда их ожидать. Постепенно Боровец уверовал в непогрешимость избранного им пути. По-отечески передал эту веру в денежного божка старшему и среднему сыновьям. И все бы шло отлично, если бы в пятьдесят восьмом не пришлось сесть на скамью подсудимых.

Это был удар ниже пояса. Нашлись все же люди, не побоявшиеся пойти ему наперекор. Заявили, куда следует. Но в монолитной стене непоколебимой веры в могущество золотого тельца не появилось бреши. Посчитал