Искатель, 1998 №3 - Игорь Христофоров

— Чего выиграет? — не понял Санька.

— Регату, — объяснила Нина. — Это гонка лодок. Или яхт. Владимир Захарыч был загребным в четверке распашной. В сборной Союза еще.

— Он сказал: «Помоги мне».

Что нужно ответить после таких слов, Санька уже не знал. Он вдруг ощутил, что повисшая в комнате тишина— на стороне Буйноса. Наверное, потому, что тишина была частью Приморска.

Мужичок со старательностью компрессора все шмыгал и шмыгал своим маленьким носиком, но, поскольку делал он это с первого момента появления, то шмыгание не воспринималось чем-то отличным от тишины. Как и вздохи Нины, перемежаемые еле слышным постукиванием врача пальцами по пластику пульта. Слов уже не существовало в мире. Только звуком он мог ответить или отказать, и Санька, кашлянув, кивнул.

— Он сказал: «Спасибо».

Не говорить же: «Пожалуйста».

— Он сказал: «Все, что нужно, проси у Нины».

— Все! Время вышло! — под хруст коленок встал врач. — Попрошу освободить палату!

Его белый халат резко закрыл вид на лицо Буйноса, на единственное, что на нем еще жило, — губы, и Саньке вдруг стало стыдно. Ему показалось, что он предал группу. Они приехали на конкурс побеждать, ну, в крайнем случае, поучаствовать в состязании, как говорится, себя показать и на других посмотреть, и ему совсем не хотелось из конкурсанта становиться сыщиком. Даже если от этого зависела судьба конкурса.

Санька, отвернувшись, пошел к двери, вскинул глаза от туфель Нины, которые он в тесноте боялся подсечь, и вместо белого увидел уже черное. У двери стоял охранник Буйноса, тот самый, что получил от него промеж ног. Он смотрел поверх голов на зарешеченное окно, будто с минуты на минуту ждал броска следующей бутылки, и Санька не стал с ним здороваться.

— Мы уже заказали новый приз, — сразу за порогом сказала Нина.

— А тот?

— Он весь закоптился, пластиковая платформа сплавилась в комок.

— «И вы увидите красные кусты. А потом они сольются, и в них погибнет раковина», — вскинув подбородок, прочел, как молитву, Санька.

— Ты о чем?

— Это я так. Вспомнил кое-что.

— Я рада, что ты поможешь нам.

Он.остановился и посмотрел в ее серые глаза долгим, даже слишком долгим взглядом.

— Ты передумал?

— Я — не волшебник. И вообще я приехал сюда выступать, пробиваться, скажем так, на Олимп эстрады. Но у меня от всего, что происходит в Приморске, голова идет кругом. Сначала я думал, что дело только в нас, что какие-то местные бандюги решили обложить нас данью, потом подумал о конкурентах на конкурсе, убирающих самых достойных по их мнению. А сейчас даже не знаю, что думать. Твой шеф, — он так и не смог при Нине назвать его Буйносом, — при личной встрече ничего толком мне не сказал. Я даже не знаю, получал ли он угрозы…

— Получал.

— Какие? Когда?

— Разные. В последнее время — с требованиями отказаться от проведения конкурса.

— Вот как…

— У Владимира Захарыча много завистников в Приморске. В том числе и среди состоятельных людей. Не всем нравится, что он вторгся в шоу-бизнес. Здесь ведь есть свои люди в этой сфере. Они кормятся на гастролях московских певцов и певиц. До конкурса молодых исполнителей никто из них не додумался. Да и когда объявили об отборе желающих его провести, никто из местных в Москву на тендер не поехал.

— А кто еще претендовал на проведение конкурса?

— Два шоу-агентства из Москвы, нижегородская фирма, питерская и кто-то еще. Я тогда еще в оргкомитете не работала.

— А, вспомнил! Ты говорила, что Буйное всех сразил поддержкой от мэрии Приморска. Точно?

— Да. Это сыграло немалую роль.

Некстати пришел на память уходящий с изувеченной гитарой в черном футляре Эразм. Возможно, что в те минуты, когда Санька беседовал с Ниной, остальные члены супергруппы «Мышьяк» собирали чемоданы. Он не помнил, разрешено ли по регламенту заменять кого-то из заявленного списка группы, и спросил об этом у Нины. Она, все поняв, ответила не совсем так, как ожидал Санька:

— Мы подыщем замену Эразму из местных гитаристов. В двух ресторанах есть стоящие парни.

— А «мы» — это кто?

— Ну, считай, что я.

Это уже было интересно. Нина становилась еще одним членом группы. Негласно, но становилась.

— А вот скажи честно, — снова посмотрел он в ее красные глаза. — Только честно…

— Что честно?

— Не решено ли уже заранее, кто победит? А?

Он ожидал, что Нина покраснеет. Она побледнела. На фоне бледной кожи заплаканные глаза стали еще краснее, а распухший кончик носа — еще крупнее.

— Вла… Владимир Захарыч всегда говорил, что все должно быть честно… Он…

— А если твой шеф ни при чем? Если в жюри, к примеру, уже все решено?

— В жюри?.. Я не верю. Я вчера разговаривала с председателем жюри. Это известная певица Валентина Покаровская. Она пообещала максимум объективности…

— С чего это она вдруг?

— Ну, как тебе сказать…

Бледность таяла на ее щеках, но что-то упрямо мешало ей испариться совсем.

— Значит, что-то было?

— Она в общем… В общих чертах…

— Что?

— Она просила передать руководству… Тогда еще не было покушения на Владимира Захарыча. Это до покушения… Она сказала, что на нее и некоторых членов комиссии было определенное давление. И даже попытки подкупа…

— Кто?! — громко, почти в крик произнес Санька.

От двери в палату резко обернулся телохранитель и посмотрел на Саньку, как на цель для стрельбы, — вприщур.

— Кто? — повторил он уже тише.

— Она не сказала, — выдохнула Нина, и бледность исчезла, будто пух, сорванный этим вздохом с кожи.

И в этот момент Саньке жутко захотелось отказаться от своих слов. Пойти в палату к Буйносу, извиниться и объявить, что он не может ему помочь, и не только потому, что уезжает, а еще и потому, что ему нет никакого дела до конкурса, что он не чувствует, наконец, в себе сил и умения, чтобы найти тех, кто вознамерился разрушить конкурс.

— Здравия желания! — заставил его вздрогнуть солдафонский рык.

Хорошо еще, что вздрогнул внутренне, в душе, а если бы лицом, то худенький милицейский лейтенантик не смотрел бы уже с таким подобострастием на него.

— Старший лейтенант Башлыков? — чуть тише, но все с той же солдафонностью спросил лейтенантик.

Рубашка на его груди почернела и прилипла к телу, а из-под фуражки стекла по шее капля пота.

— Я — из Перевального, — уже совсем тихо объявил он.

Показалось, что на следующую фразу у него совсем не останется сил и он мешком рухнет на Саньку.

— Что-то есть? — спросила у него Нина.

— Начальник приказал доложить вам лично, — не поворачиваясь к