Искатель, 1998 №3 - Игорь Христофоров

и опустил на стол перед Букахой цветной буклет. Маленькие торопливые пальчики перевернули первую страницу, и Санька увидел оранжевых голых девиц. Они акробатически стояли на головах. Впрочем, для хозяина кабинета, видевшего их не перевернутыми, они стояли обычно, на ногах.

— Длинные? — облизнув сухие синие губки, спросил Букаха.

— Эти две — по метр восемьдесят пять.

— А выше нету?

— Есть. Там дальше. Одна — метр девяносто, но худовата. А есть метр девяносто восемь, так это изюм! Высшее образование — только спецпошив! По парашюту на каждую грудь!..

— Где она?

Оранжевые тела замелькали перед Санькиными глазами. Девицы упорно стояли на головах, и когда они разбрасывали в стороны руки или ноги, он удивлялся, почему они не падали при съемке.

— Вот, — радостно ткнул пальцем щупленький человечек на пышку с игривым бананом во рту.

— У-у-у! — взвыл Букаха. — Заказывай! Срочно! Чтоб к вечеру была! Но со всеми справками!

— Хозяин, какие вопросы?! Все, как положено! Тест на СПИД, кровь, анализы и прочее…

— Во-во! Чтоб как в лагерном лазарете — чистота!

— А гостям?

— Это ты сам. Выбери шесть штук. По своему вкусу. Если кто-то из гостей не явится, одна в резерве побудет. Врубился?.. Вечером чтоб у меня были.

— Мы их бортом. Из Москвы.

— Вот и хорошо.

— Я могу идти?

— А дождь не помешает? — повернулся к окну Букаха.

Санька тоже удивленно посмотрел на стекла, обрамленные красными, собранными в складки шторами, и только теперь увидел капли. Окна в кабинете, скорее всего, были вакуумные. Дождь шел беззвучно, будто это и не дождь был, а просто плакали по ком-то стекла.

По пути к дому, расположенному на взгорке, всего метрах в двухстах от берега, Санька заметил, что небо над морем потемнело, насупилось. Но солнце светило с прежней южной яростью, и он не поверил, что в этих широтах вообще возможен дождь.

— Грозы хоть нет? — задал вопрос Букаха и, легко выпрыгнув из кресла, сам пошел за ответом к окну.

Он оказался чуть выше ростом, чем предполагал Санька, настолько выше, чтобы не ощущаться карликом. Подоконник был сделан непривычно низко. Он легко оперся о него узкими ладошками и со вздохом оценил ливень:

— Как в вологодской глуши. Обложной.

В словах сквозила неизбывная тоска, и Санька решил, что либо самый большой срок, либо последний Букаха отбывал именно в тех краях. Уловив испуг на лице телохранителя, он тоже встал с драгоценного стула и прошел к окну. Между ним и хозяином города остался всего метр дистанции. И только теперь, вблизи, Санька уловил хриплое чахоточное дыхание Бу-кахи и увидел, как ощутимо пульсировала вена на его тощей шее. Вену будто дергали из-под ворота за нитку.

— А ты откуда родом? — не отрывая глаз от окна, спросил Букаха.

— Кузбасс. Город Анжеро-Судженск.

— Папаша кем был?

— Шахтер. В шахте завалило.

— Не помнишь его?

— Нет.

— А мать?

— Умерла… Давно уже…

— Так ты в детдоме был? — повернул к нему лицо Букаха.

— Да. В детдоме.

— Как я.

Лицо не смягчилось. Оно по-прежнему оставалось медно-морщинистым, но в голосе появилось что-то такое, что Санька еще не слышал. Наверное, после слов Букахи нужно было что-нибудь сказать. Или спросить о том, где именно жил в детдоме нынешний босс Приморска.

Из окна, расположенного на третьем этаже краснокирпичного дома-замка, вобравшего в себя и ампир, и барокко, и модерн, и даже псевдомарокканский стиль, хорошо был виден серый, плотно усыпанный галькой берег, ровная лента асфальтовой дорожки, деревья вдоль нее, а под одним из них, похожим на каштан, стоял человек с раскрытым черным зонтом и пялился на дом. Когда Санька, заметив его, попытался рассмотреть с расстояния трехсот метров его лицо, человек обернулся к берегу и плотнее запахнул на груди куртку-ветровку.

— С грозой, — определил по безмолвному проблеску молнии за окном Букаха. — Запроси аэропорт, принимают они борты или нет.

— Будет сделано, — ментолом дохнул в ухо Саньке человечек, и тут же наступила тишина.

Стоящий под зонтом парень повернулся к дому и, неожиданно согнувшись, шагнул задом между стволов. И сразу на асфальтовой дорожке стало безлюдно и неуютно.

— Значит, ты в конкурсе дрыгаешься, — под нос пробурчал Букаха. — Прямо «Евровидение»! Мне уже корефаны с Кавказа звонили. Просили за одного своего. Я сказал, что конкурс — не моя фишка. Не мне выпала, не я и банк снимать буду…

— Извиняюсь, — ожила тишина.

Она снова пахла ментолом.

— Не принимает?

— Абсолютно точно!

— Тогда обзвони людей, что мероприятие переносится на завтрашний вечер. А девочек все равно первым бортом сюда. Врубился?

Тишина издала звук, похожий и на стон, и на вздох, и на всхлип. Ментол сразу рассосался, и Саньке тоже захотелось уйти. Конечно, так незаметно он не мог это сделать, но находиться в кабинете приморского босса больше не имело смысла. Что хотел — не узнал. Что не хотел — узнал. И ничего не изменилось. А может, изменилось, но какой в этом был толк?

— Мне бы надо идти, — напомнил о себе Санька.

— Значит, гундишь, «Воробышек»… Вот что: завтра в двадцать три ноль-ноль со всей группой чтоб были у меня. Поиграете моим гостям. Фраера из местных кабаков у меня уже в печенках сидят. Они ничего, кроме Шуфутинского и Газманова не знают. И лабают хреновей, чем кореша на зоне…

— Я же, извините, говорил.

— Что говорил?

— Нам аппаратуру переломали.

— Напиши чего надо. Из Москвы привезут. Вместе с девками. Понравится, как играете, насовсем подарю. Я все равно кроме как на зубах ни на чем лабать не могу. А ты? — повернулся Букаха к телохранителю.

Тот упорно сверлил глазами Санькины загорелые кисти. Через полчаса на них должна была появиться от взгляда краснота.

— Что? — не понял телохранитель.

— Там, на столе, отрывные листки, — показал Саньке Букаха. — Накалякай, чего надо… Не стесняйся. Перевальное — моя зона. Раз кто набузил, значит, он и меня обидел.

СЧАСТЛИВЫЙ НОМЕР

Жеребьевка проходила мрачно. Над концертным залом, над столом жюри, над еле-еле заполненными двумя рядами соискателей висело плохое предчувствие. Несмотря на покушение на Буйноса, конкурс не отменили, но все ощущали себя так, будто их намеренно обманывают, а на самом деле к концу жеребьевки объявят, что «Голос моря» не состоится. Никто не разговаривал, никто не реагировал на вытянутый первый или тринадцатый номер. Все конкурсанты будто бы выискивали в круглом, как аквариум, стеклянном барабане не просто порядковые номера, а те, по которым их будут расстреливать.

— «Вест-севенти», Калининград, — тихо объявила Нина, и в этот момент в двери появился Андрей.

Санька привстал в кресле, чтобы он его увидел,