Искатель, 1998 №3 - Игорь Христофоров

— Тебя что-то взволновало? — спросила она.

— Странно… Из Подмосковья — и сюда. Даже не в Приморск, а в какое-то Перевальное…

— Зря ты так! У нас хороший поселок. Глушь, конечно, но народ хороший.

— Пока не заметил.

— Вот увидишь, гитары переломал не местный!

— Я тоже, кстати, так думаю, — задумчиво ответил Санька. — Может, Буйное рассказывал тебе когда-нибудь, почему он переехал сюда?

— Ты думаешь, это может быть следом?

— Сейчас даже пылинка способна изменить путь поиска, — с излишней напыщенностью произнес он, а на самом деле подумал, что Буйное — совсем рядом, за стенкой, и нужно всего лишь попасть к нему в палату и отказаться от своих обещаний, и мир сразу станет лучше и проще.

— Ему присудили там условный срок, — еле слышно выдавила Нина.

— За что?

— Это тоже важно?

— А как же!

— Он… Ему… В общем, ему вменяли в вину неосторожное убийство. В драке. Они пошли командой гулять и встретили возле водохранилища, на котором тренировались, местных ребят. Повздорили. Была драка. Владимир Захарыч кого-то там сильно ударил. Он умер. Хотя бил не только он один. Но обвинили его одного. Я даже не знаю, что его спасло. Может, адвокат хороший попался. Такое иногда бывает…

— Бывает, — тупо повторил Санька.

— Когда его выпустили, то начались угрозы. Младший брат убитого обещал отомстить за него. Владимир Захарыч вынужден был уехать оттуда. Нет, он не испугался. Его просто уговорили умные люди. Так вот он у нас и появился. А вообще-то он хороший человек…

— Город или там район в Подмосковье, где все случилось, ты сможешь узнать?

— Конечно.

— Тогда это… Передай сведения отцу. Я к нему должен после обеда в отделение заскочить. Ладно?

— Да, — тихо ответила она и поежилась от мысли, что это именно мстительный брат погибшего парня появился в городе и решил уничтожить ее любимого Владимира Захарыча.

ХОЗЯИН ПРИМОРСКА

С первого шага в огромный кабинет, обставленный с претензией на викторианскую эпоху, Санька понял, почему уголовного хозяина Приморска зовут Букахой.

В черном кожаном кресле у массивного дубового стола с резными тумбами сидел ребенок с лицом пятидесятилетнего металлурга. Выжженное жаром доменной печи, южным солнцем и плохой водкой, плотно окутанное сетью морщин и укрытое тоненькой седой шапочкой, лицо вызывало сначала жалость, а уже потом — удивление.

— Падай, — негромко предложила голова, и Санька, повинуясь руке-кувалде телохранителя, сел на уголок стула с высокой и тоже резной спинкой.

Наверное, сейчас он сидел на паре тысяч долларов. Такие стулья да еще с такой переливающейся обивкой меньше не стоили. Изношенные кроссовки своими пыльными подошвами давили на ковер, стоимостью в десять тысяч долларов, а рука лежала на столе, тянущем, как минимум, на семь-восемь «штук», и сам воздух кабинета почудился Саньке настолько дорогим, что он даже перестал дышать. Как будто в конце разговора ему предложили бы счет за использованный воздух.

— Ты извини меня, пацан, — уже чуть громче, уже чуть злее произнесла голова, — но у меня сутки расписаны по секундам. На год вперед. Как у папы-президента. И если б не генерал, я б с тобой ни минуты не бухтел. Врубился?

— Да.

После ответа ноздри жадно впились в сухой воздух кабинета и стали наверстывать упущенное. В голове сразу опустело, будто ноздри дышали не воздухом кабинета, а тем, что остался в голове.

— Что ты хотел от меня?

Генерал — это, видимо, начальник городского УВД. Отец Нины по телефону сказал, что все согласовано, и объяснил, к какому дому на окраине Приморска нужно подъехать. О генерале он не говорил, и только теперь по уровню допуска Санька догадался, что местное милицейское начальство слишком обеспокоено покушением на Буйноса.

— Вы знаете о том, что… — начал Санька.

— Знаю. Тебе, что, показать того, кто срубил Буйноса?

Саньке стало жарко. Наверное, он покраснел, и ему сразу захотелось уйти из кабинета, чтобы никогда больше не видеть ребенка с изможденным лицом.

— У меня, пацан, десять «ходок», — грустно сказал Букаха. — С последней я вернулся четыре года назад. Я навел порядок в городе и, если хочешь знать, мне самому интересно, какая падла решила пошустрить на моей территории. Врубился?

— Да.

— Еще вопросы есть?

— Есть. Много ли врагов у Буйноса среди местных?

Санькиному лицу стало чуть прохладнее. В голос вернулась уверенность, и Букаха сразу уловил это. Он сощурил и без того маленькие глазки и отрывисто спросил:

— А ты не мент случаем?

— Был.

— Что значит, был?

— Уволился.

— В каком звании?

Букаха ерзал на кресле, будто хотел стать чуть выше, а значит, ближе к собеседнику и рассмотреть его юное смелое лицо.

— Старший лейтенант милиции.

— Три крохи на плече?.. А почему ушел? Проворовался? Зубы не тому выбил?

— Я ушел в музыку.

— Не гони, — улыбнулся Букаха, показав голливудские фарфоровые зубы. Мелкие, как у мышки.

— Правда. Я хочу петь. Одну мою песню уже крутили по радио.

— Как прозывается?

— «Воробышек».

— Не-ет… Не слыхал. А ты? — повернулся он вместе с креслом к телохранителю.

— Кажись, слыхал, — еле выдавил тот.

Он пристально смотрел на Санькины руки, и вопрос шефа заставил его изменить служебному долгу. Но как только он ответил, глаза еще сильнее впились в руки гостя. Наверное, если бы за спиной телохранителя рванула мина, и его бы швырнуло вверх, он бы и в полете продолжал смотреть на руки.

— А об чем песня? — продолжил Букаха допрос телохранителя.

— Про любовь.

— Так они все про любовь!

— Не могу знать, — прохрипел телохранитель.

Ему платили не за песни, а за то, чтобы ничьи злые руки не сделали вред хозяину.

— Так ты на конкурс, значит, приехал? — беззвучно повернулся вместе с креслом к Саньке Букаха.

— Да.

— Сам будешь петь?

— Нет, с группой… Точнее, пел бы. Уже не получится.

— Почему же?

— Те, кто совершили покушение на Буйноса, изувечили нашу аппаратуру.

— Она, что, в его офисе была?

— Нет. В доме в Перевальном. Кто-то залез ночью в окно и все изувечил.

— А с чего ты прикинул, что и у Буйноса, и у тебя — один вражина- фраерюга?

— Есть кое-какие предположения, — не стал говорить об анализе пятен крови Санька. — К вам я потому и пришел, что хотел узнать, кто из местных мог поквитаться с Буйносом…

— Можна-а? — тихо донесся до Саньки голосочек из глубины кабинета.

— Прислали? — напрягся лицом Букаха.

— В лучшем виде.

— Давай сюда!

Мимо Саньки беззвучно скользнул щупленький человечек. Схваченные микстурной резинкой волосы с плотной проседью на его затылке раскачивались конским хвостом. За него хотелось ухватиться.

Человечек с плавностью балерины обогнул острый угол стола,