Не верь призраку - Юлия Владиславовна Евдокимова

– Кто? – окончательно запуталась Саша. Что у них здесь творится? Хотя… после русалок в Городенце она уже ничему не должна удивляться. Баб Таня продолжала:

– Этот злобный, Банник. Он и на вид противный, крохотный жилистый старичок, голый, охальник, бородой своей с плесенью прикрывается. Ох, что творит! То камни из печки достанет- и ну швырять в людей. А то кипятком обольет, а может и в горящую печь затащить.

– Ужасы какие-то!

– С ним можно договориться, – покивала баб Таня. – Оставь ему хороший пар, лоханку чистой воды и свежий веничек- он и рад. И не подгоняй никого в бане, ох, не любит он этого. А попадешь ему сердитому под руку- беги из бани и зови на подмогу Овинника или Домового: "Батюшка, выручи!".

– Ничего себе! Это у вас такие сказки рассказывают?

– Заблудишься в лесу, заведет сам-то, ну набольший над зверями и деревьями, узнаешь, сказки, или нет. Он и над человеком имеет власть. Но пироги страсть как любит! Угостишь пирогом – из леса выведет, еще грибов и ягод надарит.

Саша не знала, то ли ахать, то ли смеяться.

– Баб Тань, все это интересно, но мы про Негодного.

Бабушка потемнела лицом.

– Этот то?

– Да, кто он?

– А он никто. Никуда не годится. Не человек он. Черный, мохнатый, один рог, глаза во! А ушей нет. Не помолишься в церкви на утрене или дома перед образами, проспишь, значит с Негодным и встретишься. Вроде идешь привычной давно дорогой, и вдруг закрутит, заведет, не узнаешь, куда попал.

– И это… нечто тут тоже водится?

– Сама видела. Не слушала, что говорили, пошла в тот лес, за старым домом, смотрю, а там пруд, которого никак не должно быть, отродясь прудов не было. И сидит у пруда то ли человек, то ли нет, ушей нет, глаза огромные! Я на землю бах и как крикну: Господи! Гляжу – а сижу я на дороге и никакого пруда нет. Потом вспомнила, что заказывали в этот лес не ходить, как побежала! Уберег Господь от Негодного.

– А дом причем?

– А он там давно шастает. Слышала я, ночью его там видели. А вы, молодые, не верите, тронули дом. Вот и начались беды. Не надо связываться с Негодным!

Наевшись горохового супа до отвала, Саша с Ириной еле выползли из дома и как две заправских старушки бахнулись на завалинку. Ни та, ни другая шагу сделать не могли.

– Леонардо да Винчи говорил, что после сытной еды надо двигаться. Хотя бы постоять в вертикально положении после еды.

– Так встань!

– Не могу.

– Вот и я не могу.

– Ирин, я погуглила, не знает интернет про Негодного. Только в одном словаре старом пишут, что это имя черта.

– Ну, раз с рогом, точно черт. – Ирина троекратно мелко перекрестилась на далекие купола.

Саша подпрыгнула. – А у вас дети в церковь ходят?

– В какую церковь?

– Да хоть в какую. Исповедаться там, причаститься.

– Ходят вроде. А какие дети?

– Пацаны. Ну, подростки.

– Кто их знает. А что?

– Знаешь, где живет священник, ну, из того храма, что над рекой, где три в одном. Маленький такой, седенький.

– А, из Георгиевского? Это отец Георгий.

– Георгиевский храм в Георгиевске и отец Георгий. Креативно тут у вас. Пошли.

– Куда?

– К отцу Георгию.

Домой к отцу Георгию идти не пришлось. Он был «на посту», к вечерне готовился.

Спустились с моста, прошли по узкой улочке, где с одной стороны дома с садиками, с другой- речка с лодочками у ветхих деревянных мостков. Дома здесь добротные, один краше другого, то темно-синие, с белыми резными наличниками и деревянными украшениями на заборе, то зеленые, да еще и в полосочку: за темной доской шла светло-зеленая. Каменные купеческие дома остались за рекой, за холмами городских валов, здесь уже деревня и ничто не напоминало, что Георгиевск – самый настоящий город, хоть и маленький.

Пять минут прогулки среди высоких берез вдоль реки – и показался храм. Первый из трех, старинный, приземистый, белокаменный.

– Отец Георгий, ваша помощь нужна.

– Ну, говори, зачем понадобился. – Маленький старичок приосанился, погладил торчащую бородку.

– Мне б мальчишек найти, которые недавно в старый дом лазили. У одного из них мать фотографии отняла, он их из того дома забрал.

– А я тут причем?

– Вы в городе всех знаете. – Про исповедь Саша решила промолчать, помнила, что тут хоть пытай – настоящий священник не выдаст тайны. – Наверняка что-то слышали.

– А тебе зачем?

– Это может помочь найти убийцу. Той женщины что тело нашли, а может и Алины, которую убили год назад. А может и того скелета… тьфу, то есть девушки, чей скелет нашли. Это важно для следствия.

– А ты, значит, следовательница.

– Я адвокат! – Гордо сообщила Саша. – Просто помогаю, – и добавила туманно: – попросили.

– Адвокат, значит. Но не помогу я тебе. Пацаны в тот дом лазят, знаю. А кто именно, и чтоб фотографии оттуда забрать – не слышал.

Девушки дружно поникли головами.

– Но я вот что тебе скажу, следовательница. На Базарной вечером пацаны собираются. Главный там у них Анатолий Фомин, Толяном они кличут. Уговоришь – расскажет.

Саша закивала благодарно и хотела рвануть с низкого старта, но священник остановил.

– Погоди, торопыга. Спешишь, мельтешишь. Так дела не делают. Ты замедлись, помолись, попроси Господа о помощи. В благом деле всегда поможет.

– Батюшка, мы… это… мы помолимся. Но не сейчас, некогда. – Умоляюще сложила ладони Ирина.

– А ты что передо мной-то оправдываешься, ты не передо мной, ты вон перед Ним за суету свою винись, – отец Георгий кивнул куда-то вверх, где красный свет закатного солнца смешался с золотом куполов и превратился в розовую дымку.

– Мы повинимся. Честное слово! – снова виновато заверила Ирина.

А Саша грустно кивнула:

– Нам правда некогда. Это ж убийство… А вот скажите, отец Георгий, вы тоже слышали про Негодного, все эти сказки?

– Какие ж это сказки, – священник снова огладил бороду. – в храм не ходите, вот и лезет всякая нечисть.

– Да ладно? Как вы можете верить в эти сказки? Я – не верю.

– А в добро веришь?

– В добро верю.

– А где добро- там и зло. Равновесие правит нашим миром. Слышала, в электричестве – плюс и минус. Так и во всем. Холодно-жарко, лето-зима, добро-зло. Не будет равновесия, мир рухнет.

– А весна и осень?

– А это между. Как серая полоса между черной и белой. Ты вот сейчас в добре