Семеро с Голгофы - Энтони Бучер

вполне мог оказаться на Панорамик-вэй (мистер Росс в действительности был там). Но есть человек, чьи передвижения могут быть хронометрированы до минуты, и зовут этого человека Пол Леннокс. Я сразу, когда вы рассказали мне о событиях того вечера, разметил их во времени. Вы уверены в точности ваших часов?

– Поставил их по радио, после ужина. И вообще они врут не более чем на минуту в неделю. К тому же Мэри Робертс говорила мне, что и они с Синтией поставили в тот вечер часы по радио, и было это в половине одиннадцатого.

– Хорошо. Давайте посмотрим. – И Эшвин протянул Мартину запись.

22:45 (приблизительно). Лэм направляется в комнату Леннокса.

23:20 (точно). Лэм выходит из комнаты Леннокса. Леннокс смотрит на будильник, он немного отстает, и Лэм, сверившись со своими часами, указывает ему на это.

23:28 (точно). Доктор Шедель спрашивает мисс Вуд, который час и как пройти к гостинице.

23:30 (приблизительно). Доктор Шедель отходит от дома мисс Вуд, и его тут же убивают (время подтверждается также рассказом Курта Росса).

23:40 (точно). В комнату Лэма входит Леннокс. Он обращает внимание на время, которое ушло у него на перепечатку рукописи.

23:42 (приблизительно). В комнату Лэма входит Брюс. Леннокс выражает удивление, что он не у мисс Вуд.

23:45 (приблизительно). В комнату Лэма входит Курт Росс. Он чем-то сильно взволнован.

– Ну как, более или менее верно?

Мартин кивнул.

– Да, согласен, время между одиннадцатью двадцатью и одиннадцатью сорока выпадает у Пола. Этого вполне достаточно, чтобы дойти до Синтии и вернуться назад. Но в таком случае он должен был точно знать, когда от нее уйдет Алекс. А возлюбленные ведь не по часам прощаются.

– Верно. Но это не такое уж неопровержимое возражение.

– Думаете? Тогда вот вам еще одно, посильнее. Все это время, с одиннадцати двадцати до одиннадцати сорока, я слышал, как Пол печатает с сумасшедшей скоростью. Стены у нас, знаете ли, тонкие, и не может быть сомнений, что звук доносился из комнаты Пола. Вы, конечно, можете сказать, что у него был сообщник и это он сидел за машинкой, – но такое уж слишком. Любой сразу бы сообразил, в чем тут дело, ведь время убийства известно с точностью до минуты.

– Ничего подобного я не утверждаю, мистер Лэм. Я просто обращаю ваше внимание, что алиби в данном случае не вполне безупречно. На этот счет у меня есть еще одна теория, возможно, вы сможете ее подкрепить. Но об этом позже, а сейчас перед вами все факты, на которых я основываю оба свои предположения. Что касается второго, то, имея в виду вашу привязанность к театру, она должна показаться вам особенно привлекательной.

Какое-то время Мартин сидел молча.

– Коротко говоря, – заговорил он наконец, – ваша мысль сводится к следующему: по какой-то – какой именно, я гадать не берусь, – причине Пол Леннокс решил убить Алекса Брюса и обеспечил себе ложное алиби, коему я стал невольным свидетелем. А как насчет Семерых с Голгофы? Думаете, Пол выдумал всю эту историю?

– Да. Это ложный след. Вполне возможно, как я и говорил во время нашего первого разговора, он был составлен изначально, чтобы вынудить следствие гадать о мотивах убийства и личности загадочного убийцы. А когда выяснилось, кто на самом деле стал жертвой, Леннокс состряпал эту фантастическую историю, достоверность которой с ходу не проверишь.

– В таком случае почему вы не пошли в полицию?

– Потому что это еще не все. Леннокс действовал гораздо более тонко. Если бы он сразу выдал свое желание сделать легенду достоянием гласности, ее достоверность могла бы вызвать сомнения. Вот он и поведал ее всего пятерым знакомым, взяв с них обет молчания сразу после того, как полиция обратилась к жителям с просьбой поделиться имеющейся информацией. Однако трудно предполагать, что хотя бы один из этой пятерки не проговорится!

– И вы считаете, что он все еще не отказался от своего первоначального намерения?

– Считаю. Но мало ли что я считаю. Ясных доказательств, способных убедить полицию, у меня нет. У меня нет даже особенных оснований, чтобы предупредить мистера Брюса о грозящей ему опасности. Все, что я могу сделать…

– Да?

– Все, что я могу сделать, мистер Лэм, так это попросить вас не спускать глаз с этих двух джентльменов и следить за возможным развитием ситуации. Оставайтесь рядом с ними, пожалуйста, побольше, чем обычно.

– Что касается Пола, сделать это в ближайшее время будет нетрудно. У нас каждый вечер репетиция, да и ужинать мы, наверное, будем вместе. Словом, начиная с шести и до самого сна мы вместе. А Алекс всю вторую половину дня проводит в лаборатории.

– Ну а я, – улыбнулся Эшвин, – чувствую себя Иеговой, направляющим ангела-хранителя с заданием следить за потенциальными опасностями и потенциальными жертвами. Должен сказать, вы представляете собой довольно любопытный экземпляр ангела-хранителя, мистер Лэм.

– А что, ангелы-хранители скотч пьют? – улыбнулся Мартин.

Ушел Мартин от Эшвина приблизительно через полчаса в состоянии тревожного недоумения. Обвинения, выдвинутые им против Пола, казались вполне правдоподобными, даже неоспоримыми; в любом случае Пол лучше подходит для роли хитроумного убийцы, нежели Курт Росс. И все же Мартина не оставляло чувство инстинктивного протеста против того, что убийцу ищут среди близких ему людей. Глупо, конечно, и все же… В любом случае он призвал себя к максимальной бдительности в своей новой ипостаси ангела-хранителя.

У входа в Международный дом он, к большому своему облегчению, столкнулся с живым и здоровым Алексом Брюсом.

– Привет. К Синтии заглядывал?

– Да, – отрывисто бросил Алекс.

– Что, сцену закатила? А то что-то вид у тебя неважный.

– Что-то в этом роде. И отчасти это твоя вина, Мартин. Мы из-за субботних дел повздорили.

– Прости, Алекс, глупо, конечно, с моей стороны было…

– Ладно, забыли. Я тебя не виню за игры на балконе. Почему бы тебе, в самом деле, не заняться любовью с Синтией? Тем более что ты был бы далеко не один.

Они сели в лифт и поднялись на свой этаж, не говоря больше ни слова. Мартину это было только на руку, он был слишком смущен, чтобы вести какие-то разговоры: ведь ангелов-хранителей обычно не бранят за амуры.

Направляясь к себе в комнату после столь насыщенного вечера, Мартин обдумывал версию Эшвина, которая казалась ему все более убедительной, хоть и весьма неприятной. Таким образом, Мартин вторично оказался во власти более или менее удовлетворительной версии гибели доктора Шеделя; и на сей раз он даже близко не испытывал прежнего внутреннего сопротивления собственному выводу.

Но все это, разумеется, было