Опасная встреча - Эрнст Юнгер

якоре стояло большое речное судно, соединенное с берегом узкими сходнями. Из трубы шел дым, на палубе сушилось белье. Хорошая, наверное, профессия – всегда в путешествиях и всегда дома, как улитка в раковине. При составлении большого реестра мира про шкиперов, должно быть, забыли; они живут так испокон веков. Может, и дети их в школу не ходят.

Одна ветка плакучей ивы, где успели появиться желтые пряди, погрузилась в серую реку. Деревьям лучше, чем людям, по осени седеющим, – они пестреют.

Касаясь воды, ива граничила со своим отражением, со второй, более темной ивой. Объект и его отражение словно поменялись местами – ива в воде была реальнее. В тени дерева стоял Герхард цум Буше; похоже, уже долго. Замер, как человек, читающий стихотворение, подумал Этьен и спросил себя, не заговорить ли с ним, но не стал – так, наверно, лучше. Он не хотел причинить юноше лишнюю боль.

Часть третья

Дуэль

30

Герхард не знал, как долго пробыл у реки, неотрывно глядя в воду. Наконец решил вернуться домой и пешком направился к улице Бельшас. Под дверью стоял фургон, на каких выезжают за город.

В коридоре его ждала госпожа Лип, хозяйка:

– Боже мой, где же вы пропадали? Ваша тетушка дважды справлялась о вас. Но у вас совсем больной вид – я позову врача.

– Ни в коем случае. Мне просто надо отдохнуть.

Разумеется, ведь он не ночевал дома, чего прежде никогда не случалось. Госпожа Лип совсем потеряла голову – позвонил бесстыжий журналист и прямо в дверях навалился на нее с вопросами, «а потом пришел этот господин, он ждет в доме, никак не хотел уходить».

Когда она наконец открыла дверь в его комнату, Герхард увидел стоящего у окна незнакомца. Тот был в охотничьем костюме с широким поясом, а в руке держал хлыст. Внимательно осмотрев Герхарда, посетитель кивнул и сказал:

– Каргане.

Герхарда будто ударили в грудь. Настал Судный день.

– Ваша супруга ни в чем не виновата!

Капитан поднял руку:

– Знаю, знаю. Но речь не о том. Сядемте. – Прозвучало почти успокаивающе. А затем, опять осмотрев Герхарда, как человек, снимающий мерку: – Я однажды видел вас мельком. Ваше лицо из тех, какие забывают, но потом узнают. Как раз в духе фантазий моей жены. У нее хороший вкус, но не точный глаз.

Вошла госпожа Лип с вопросом, подать ли прохладительные напитки; капитан отказался.

– Я не хотел помешать ее маленькой прогулке и отправился на охоту в Рамбуйе – там прекрасные угодья. У меня так и так была договоренность. Когда я вернулся, в доме находилась полиция, я даже не успел переодеться и, к сожалению, не могу остаться надолго. – Он встал. – Мадам Каргане у своего отца; досадный, непредсказуемый инцидент. Могу себе представить, как он подпортил ей настроение. А моя охота… Три часа в укрытии, и ни тени – проклятая ночь.

Герхарду казалось, капитан занимает все пространство, как главный персонаж на сцене, где сам он выступает в какой-то неясной роли. В детстве такие ощущения возникали у него в присутствии взрослых. Он стоял в стороне словно безымянный, словно человек, не понимающий их поступков, – это удивляло, а еще пугало. Безотцовщина, сирота.

Могучий мужчина перетянул действие на себя; все произошедшее ночью ушло в тень, почти как сон. Поблекло даже чувство вины; однако Герхард испытывал не столько облегчение, сколько дальнейшее унижение достоинства. Роль, которую ему навязали, превосходила его масштаб; он для нее не годился.

Капитан хлыстом коснулся его плеча; голос звучал благожелательно.

– Ваш Дюкасс – болтливый сплетник; вам не пристало с ним общаться. Он потирает руки, но в Париже быстро все забывается. Через месяц история порастет травой.

И Каргане учтиво простился; визит продолжался лишь несколько минут. Конец? Разрешение неприятной проблемы тем, что случившемуся не придают никакого значения? Вы запираетесь дома или уезжаете, а гроза пока проходит. Вы игнорируете суждение общества. А стало быть, если не считать вовлеченности в преступление, ничего, собственно, и не произошло. Так здесь, подобно рою мух-поденок над Сеной, проводят ночь за ночью.

Герхард не задавал себе таких вопросов, но они соответствовали его состоянию; даже боль и ужас более настоящие, нежели опустошенный, бессмысленный мир. Проводив капитана к выходу, вернувшаяся госпожа Лип вывела его из задумчивости:

– Что за день. Еще один господин, настаивает, чтобы его впустили, пусть даже вы в постели. Где это видано?

Она передала Герхарду визитную карточку, несмотря ни на что, не забыв о подносе.

ГИ ДЕ МОКЛЕР

Поверенный графа Каргане

Следом за хозяйкой вошел означенный господин. Он, видимо, ждал внизу, в фургоне, поскольку, как и капитан, был в охотничьем костюме.

Герхард не смог встать. Он указал рукой на место, где сидел Каргане, но посетитель остался стоять.

– Господин атташе, простите мой неподобающий костюм, однако я пришел по поручению, не терпящему отлагательства. Граф Каргане оскорблен вами столь глубоко, как только может быть оскорблен мужчина. Он требует сатисфакции. Как его секундант я спрашиваю вас, принимаете ли вы вызов.

Последовало молчание. Наконец Герхард сказал:

– Графиня невиновна.

– Речь сейчас не об этом. К тому же в сем случае ваше поведение еще менее простительно. Я только спрашиваю, намерены ли вы ответить с оружием в руках. – Поскольку Герхард молчал, посетитель добавил: – Господин цум Буше, я понимаю вашу растерянность. Исходя из того, что вам известен кодекс рыцарской чести, я заранее предполагаю вашу готовность. Дело не терпит промедления; граф Каргане настаивает, чтобы дуэль состоялась завтра рано утром, а потом, если будет в состоянии, он уедет; как вы понимаете, город стал ему ненавистен. – И поскольку Герхард по-прежнему молчал: – Вижу, вам нехорошо, но вы же не станете отговариваться болезнью. Достаточно, если назовете мне имя вашего секунданта, я решу с ним все необходимые вопросы. Вам ни о чем не нужно беспокоиться – только завтра быть на месте.

Моклер с полным основанием исходил из того, что молодому дипломату формальности знакомы. При подобном оскорблении сатисфакция предполагалась, была даже неизбежна. Герхард, мирный мечтатель, удовольствия от оружия не понимал. Однако само собой подразумевалось, что он с детства знает общественные правила и, естественно, их принимает. Вдобавок молодой человек, несомненно, испытывал чувство вины и надеялся таким образом сбросить некоторую часть этой ноши.

Друзей в городе немец не имел. Из множества знакомств, обретенных в его окружении, память Герхарда, предпочитавшего жить с вымышленными персонажами, сохранила лишь отдельных людей. Услышав, как Моклер настойчивее повторил вопрос о секунданте,