Искатель, 2004 №11 - Сергей Юрьевич Борисов

щедрой и сентиментальной. Все, что она ни задумывала, все получалось. Деньги у Соньки не переводились. На Нижегородской ярмарке она «кинула» купца-миллионщика на 213 тысяч рублей. Месяцем позже, в Петербурге, генерала Фролова — на 200 тысяч. А еще через месяц, уже в Одессе, тем же способом обобрала банкира Дагмарова.

С ним она «удачно» познакомилась в ресторане на Екатерининской площади. Представилась Сонька княгиней Софьей Андреевной Сан-Донато, состоятельной землевладелицей с Волги, имеющей большой, интерес к возможностям банкирской конторы господина Дагмарова.

— Сейчас я еду в Москву. Но по возвращении… — сказала она и взяла паузу.

— Зачем же откладывать? — заторопился финансист, равно ошеломленный внешностью новой знакомой и замаячившей впереди выгодой. — У меня тоже дела в первопрестольной. Позвольте составить вам компанию…

— Не возражаю, — затрепетала ресницами собеседница, бросив на банкира многообещающий взгляд.

В купе «княгиня» положила на столик коробку французских конфет и попросила Дагмарова позаботиться о ликере. Когда тот ушел, Сонька достала шприц и «заправила» шоколад снотворным. Понятно, что было дальше. Прибыль Золотой Ручки в тот день составила 240 тысяч рублей.

Еще через два месяца Сонька, на этот раз как графиня Тимрот, внучка героя Кавказской войны генерала Бебутова и супруга будущего российского посланника в Париже, продала директору саратовской гимназии Михаилу Осиповичу Динкевичу особняк в Москве. По дешевке, всего за 125 тысяч.

Купчая была оформлена по всей форме. В этом Ицхак Розенбанд, первый муж Соньки, исполнявший в ее аферах роль нотариуса-крючкотвора, толк знал. Однако бумаги с гербовыми печатями не помогли Динкевичу, когда он вздумал вселиться в принадлежащую ему собственность. Слуги настоящего владельца, графа Шувалова, чуть не спустили его с крыльца…

А за несколько дней до этого, пока Динкевич метался по знакомым, в поисках необходимой суммы, ювелирный магазин Хлебникова на Кузнецком мосту почтила визитом баронесса Буксгевден в сопровождении убеленного сединами отца, малолетнего сына и его кормилицы. Отобрав украшений на 30 тысяч рублей, баронесса объявила, что отправляется к мужу за деньгами. Заметив настороженность на лице хозяина магазина, она сказала с понимающей улыбкой:

— А папа и сынуля подождут меня здесь.

И упорхнула. Навсегда. «Заложники» к ней были не в претензии, они — обитатели Хитрова рынка — свое от Соньки получили.

Ту же «операцию» Золотая Ручка провернула год спустя в Тифлисе, но с одним существенным дополнением. Через несколько минут после того, как «баронесса» отправилась за деньгами, в магазин вошли два человека в котелках, представившиеся агентами полиции.

— Вас обманули… Мошенница арестована, мы за ней давно охотились… Ваши деньги, господин Дандадзе, в полицейском управлении… Мы забираем ее сообщников…

И были таковы.

Пределами Российской империи Золотая Ручка себя не ограничивала. Рим, Париж, Ницца, Монте-Карло… Но предпочтение отдавала городам и курортам Германии и Австрии. Там она специализировалась на кражах, вошедших в историю под названием «гутен морген». Подкатив под утро на дорогом экипаже к какой-нибудь гостинице, Сонька с независимым видом, свидетельствующим, что дама несколько «под шафе», проходила мимо портье, поднималась на этаж с номерами и с помощью отмычки проникала в один из них. Делала она это беззвучно, помня уроки «шнифера» Синицы, который умел не только стекла «колючкой» резать. Если в номере никого не было или постоялец спал, она забирала все ценное и исчезала. Если же постоялец просыпался, либо кто-то появлялся в дверях, она лепетала: «Гутен морген» — и прижимала к груди предусмотрительно расстегнутое платье, мол, ошиблась номером…

Все ей сходило с рук. Жизнь была прекрасна!

Закат

Конечно, случались и осечки. Не раз Соньку задерживали. Однако она «с порога» отметала все обвинения, изображая из себя порядочную женщину. Горячилась, плакала, требовала уличающих свидетельских показаний, короче, демонстрировала высший класс «ветошного куража», как называли такое поведение в уголовной полиции.

Пять раз ее судили в Варшаве, но оправдали, оставив «на подозрении».

В Петербурге Шейндлю-Суру Блювштейн приговорили к тюремному заключению за воровство на дачах близ столицы, но в конце концов отпустили из-за недостатка доказательств.

В 1872 году она сбежала из Старо-Киевской полицейской части, не дожидаясь, когда приговор — 6 месяцев тюрьмы — вступит в силу.

В 1876 году ее задержали в Вене и выпустили на свободу под поручительство господина Августа Вей-нингера, оказавшегося, как выяснилось впоследствии, известным вором. Прощаясь со «столицей вальсов», Сонька заложила 4 краденных бриллианта, получила за них 15 тысяч и отправилась на родину. Как позже написал классик: «В Москву! В Москву!»

В марте 1879 года по распоряжению московского обер-полицмейстера Шейндлю-Суру Блювштейн высылают в Бессарабию, но скоро она появляется в Нижнем Новгороде, где проворачивает ряд афер — не слишком, впрочем, удачных.

К этому времени Сонька вообще изменилась не в лучшую сторону — стала вспыльчивой, жадной. Причиной тому был 19-летний одесский «маровихер», то есть карманник, Вольф Бромберг по кличке Володя Кочубчик. Из-за него Сонька совершенно потеряла голову и даже просила развода у законного супруга Михеля Блювштейна. Тот отказал… Соньку, однако, это не образумило, и она продолжала встречаться с Бромбергом, не смея ни в чем ему отказать. Кочубчик же оказался ненасытным альфонсом, что объяснялось в свою очередь неудержимой страстью к карточной игре и постоянными проигрышами.

Вернувшись из Нижнего, Соня сказала ему:

— Собирайся, в Европу поедем, на Ривьеру. Там и в карты играют…

До Европы они не добрались, так как были арестованы и препровождены в Москву. Терпение у полицейских чинов, осмеиваемых прессой за неспособность справиться с какой-то авантюристкой, лопнуло окончательно.

Суд над Золотой Ручкой и ее подручными проходил в Митрофановском зале Московского окружного суда с 10 по 19 декабря 1880 года. Сонька изо всех сил хорохорилась, даже позволяла себе шутить.

— Не волнуйтесь так, они фальшивые, — сказала она свидетельнице, оцепеневшей при виде кучи драгоценностей, предъявляемых в качестве улик.

В битком набитом зале раздались смешки.

— Зачем вам столько обручальных колец? — грозно вопросил прокурор, указывая на россыпь колец, изъятых из Сонькиного тайника.

— Мне их дарили мужья. А мужей у меня было много. К тому же, я то худела, то полнела, так что приходилось менять.

В зале уже никто не сдерживал смеха.

Поистине на скамье подсудимых находилась женщина, которая, как писал присяжный А. Шмаков, «запросто заткнет за пояс добрую сотню мужчин».

Бесспорных доказательств вины Соньки все же не сыскали. Максимум, что удалось, это лишить ее прав состояния и сослать на поселение в Сибирь. Сообщников Золотой Ручки приговорили к содержанию в исправительных ротах сроком от одного до трех лет, а Вольфа Бромберга суд, можно сказать, помиловал, «одарив» всего лишь шестью месяцами содержания в рабочем доме.

Чуть более четырех лет прожила Сонька в