Портрет - Сюзан Обри

повесила на крючок пальто, сняла ботинки, потом принялась полоскать белье под большой струей воды, пытаясь понять, кто же мог все так оставить, не потрудившись убрать за собой. Выжав все тряпки, она развесила их на калорифере, чтобы высушить. И только теперь, услышав хрупанье под ногами, заметила на полу осколки разбитого стекла.

– Стоит мне на денек уйти, и дьявол тут как тут! – пробурчала она.

Она взялась за метлу и совок, подмела все осколки и бросила их в мусорное ведро, стараясь не порезаться самой.

* * *

Ровно в семь проведать пациентку вернулся доктор Больё – но ее состояние не улучшалось. Она так и сидела неподвижно, бессмысленно глядя перед собою, и никак не реагировала, если к ней обращались; даже Жанне не удавалось добиться от нее ни словечка. Под тревожными взглядами родителей девушки и ее сестры врач послушал ее.

– И что же, доктор? – дрожащим голосом спросила мадам Валькур.

– Жизненные показатели вашей дочери уже почти вернулись в норму, но она не отзывается ни на какие раздражители. Боюсь, я больше не в силах ничего для нее сделать.

– Позвольте, но не оставите же вы нас в таком положении! – возопил мсье Валькур, впервые с произошедшего случая потерявший все свое хладнокровие.

Врач поднял руки в успокаивающем жесте.

– Я хочу сказать, что это превосходит мои способности. Весьма настоятельно рекомендую вам показать ее в Отель-Дьё, чтобы ее состояние изменилось. Я лично знаком с доктором Пеншо, он заведует неотложной психиатрической помощью.

Мадам Валькур закрыла рот рукой.

– Неотложная психиатрическая?.. Но не думаете же вы, что наша дочь…

Она запнулась, не в силах сказать «сумасшедшая». Доктор Больё попробовал успокоить ее:

– У нервного срыва бывают разные причины. Важно как можно скорее выявить их, чтобы иметь возможность подобрать необходимое лечение.

* * *

Поглощенная кипячением воды для кофе, мадам Августа слышала доносившиеся из гостиной раскаты голосов. Чайник посвистывал. Голоса становились все громче, возбужденнее. Прислуга находилась слишком далеко, чтоб различить слова, но ясно было, что положение напряженное. Что, если эти препирательства касались окровавленного белья, обнаруженного ею рядом с раковиной, и осколков стекла на полу?

* * *

Долго и секретно прошушукавшись, причем мадам Валькур все больше плакала, а мсье Валькур раздражался, родители Изабель наконец присоединились к мнению своего семейного врача, который вызвался устроить им прием в Отель-Дьё и обещал Валькурам сам присутствовать на обследованиях.

– Смелее, все пройдет как нельзя лучше.

XXXII

Мадам Валькур и Жанна раздели Изабель и выкупали в ванной. Они заметили, что у девушки на руках, у самых предплечий, красноватые ссадины.

– Боже мой, что с ней произошло? – прошептала мадам Валькур.

Жанна сразу обратилась прямо к сестре:

– Как это случилось? Кто сделал тебе больно?

Изабель не отвечала, казалось, она просто не слышит.

– Нужно сходить сообщить в полицию, – вполголоса сказала Жанна.

– И думать не смей! Иза уже и без того травмирована!

Жанна накинула на нее махровое полотенце, пока мать отправилась за чистой одеждой. Несмотря на то что Изабель стала предметом всеобщего внимания, она по-прежнему оставалась такой же апатичной.

Одев и причесав ее, Жанна с матерью надели на девушку пальто с капюшоном, потом довели до машины, которую мсье Ахилл вывел за дом по распоряжению мсье Валькура – тот считал очень важным отвезти дочь в больницу в самой глубокой тайне. Слухи распространялись среди соседей очень быстро, и ему хотелось защитить Изабель от пересудов. Жанна настоятельно требовала взять ее с собой – но поскольку машина не могла вместить более трех пассажиров, ей пришлось отправиться в Отель-Дьё на трамвае.

* * *

Сразу при входе в холл больницы Жанну неприятно поразил запах дезинфицирующих средств и болезни, царивший в большом зале с полом, вымощенным черными и белыми плитками. Она была в больнице всего один-единственный раз – в семилетнем возрасте ей удалили миндалины, и воспоминания у нее сохранились невыносимо отвратительные. Она направилась к стеклянной стойке, за которой стоял охранник.

– Мне нужна скорая психиатрическая помощь, – объяснила она. Ей стало неловко.

Служащий разъяснил ей. Жанна пошла было, вспоминая его указания, но заблудилась в бесконечных коридорах, и ей пришлось еще не раз спрашивать дорогу, прежде чем она отыскала нужное ей отделение.

В зале ожидания яблоку негде было упасть. Женщина с седыми, распущенными по плечам кудрями рыдала в углу. Какой-то человек с диковатой миной на лице раскачивался вперед-назад. Жанна легко нашла родителей – те сидели в глубине с ошарашенным видом, словно внезапно попали в незнакомое и тревожное измерение. Мадам Валькур с облегчением узнала дочь.

– Вот наконец и ты! Изабель приняли, скоро должны быть новости.

Прошло еще несколько часов, когда наконец доктор Больё вышел к ним и знаком позвал следовать за ним. Пройдя по коридору, Валькуры оказались в светлом кабинете. Все стены были заставлены полками со всевозможными бумагами и справочниками. Мужчина, еще молодой, но уже с седеющими висками, в роговых очках и безупречно белом халате, на котором блестела приколотая табличка с его именем – «Франсуа Пеншо, доктор медицины», – восседал за столом, перед ним лежала открытая медкарта. Подняв взгляд, он знаком предложил семье присесть. Доктор Больё остался скромно стоять в уголке.

– Где Изабель? – поинтересовалась мадам Валькур, явно опустошенная ожиданием и тревогой.

– Ваша дочь в помещении для обследования, она с медсестрой.

Тут вмешалась Жанна:

– Как она себя чувствует?

– Она в состоянии серьезного переутомления и не отвечает ни на один вопрос. По всей видимости, совершенно дезориентирована. Мой коллега, доктор Больё, диагностировал нервное потрясение, и я сейчас прихожу к тому же заключению. Есть у вас соображения – что могло бы вызвать у нее подобную реакцию?

– Нам ничего об этом не известно, – призналась мадам Валькур. – Мы пытались разговорить ее, но она нема как рыба…

Мать семейства запнулась, к горлу подступили слезы. Подхватила Жанна:

– Я уверена, что к моей сестре кто-то приходил вчера вечером. И именно этот визит и послужил причиной нервного потрясения. Утром мы с мамой, купая ее в ванной, обнаружили на предплечьях ссадины.

Психиатр кивнул.

– Я видел эти ссадины. Вполне вероятно, что она сама нанесла их себе.

– Разве так может быть? – недоверчиво спросила мадам Валькур.

– В панический момент ваша дочь могла, повинуясь рефлексу, сложить руки крест-накрест и впиться себе в предплечья, как будто защищаясь.

После этого объяснения все подавленно замолчали. Жанне вспомнилось, что, когда она обнаружила сестру лежавшей в гостиной, руки у той были крепко сжаты и прикрывали грудь. Что же произошло? Кто на нее напал?

– Она ведь выздоровеет, не правда ли? – с комком в горле спросила мадам Валькур.

– Полагаю, необходимо