Заместитель Иуды - Валерий Георгиевич Шарапов

– Довольно странное заявление, Владислав Анатольевич, – справился с собой Барыкин, – но воля ваша, как скажете. Если вам нужны дополнительные проблемы…

– У вас они тоже намечаются, – буркнул Влад. – Когда выяснится, что ваша деятельность направлена на поддержку наших врагов…

– Владислав Анатольевич, вы мне угрожаете?! – Выдержке следователя стоило поучиться.

– А это так заметно, Герман Иванович? – усмехнулся Пургин. – В общем, да, угрожаю. У вас не было никаких оснований меня задерживать – тем более на виду у сотрудников организации. Вот это, – кивнул он на снимки, – всего лишь повод попытаться меня скомпрометировать, что и удалось…

– Так, хватит, – поморщился следователь. – Что вы строите из себя святую невинность? Есть сигналы, которые нуждаются в проверке, а вот «это», как вы выразились, – беседа с сотрудником враждебной нам организации, что игнорировать не получится. Вы бы стали такое игнорировать? Ваше задержание проведено с соблюдением законности. Так что не морочьте мне голову, а отвечайте на вопросы – коротко и по существу. Нам известно, что улететь в Москву вам удалось лишь со второй попытки. О том, что произошло в первый раз, известно лишь с ваших слов, и это не самая правдоподобная история. Вы отсутствовали долго. Прошу вас, приоткройте завесу мрака, опишите тот день…

Следователь мурыжил еще минут сорок, затем ему это надоело, и задержанного отвели в камеру.

Влад лежал на шконке, забросив руки за голову, таращился в покрывающийся волдырями потолок. Он прошел Рубикон – сам упомянул Поляковского. Дмитрий Сергеевич не простит – особенно если невиновен. Но вера в последнее сильно пошатнулась. Задержание было прилюдное, слух бы разнесся, и Дмитрий Сергеевич вылез бы из кожи, чтобы освободить своего родственника. Но час проходил за часом, а он что-то не спешил. Тоска заглатывала, вместе с тоской просыпался какой-то подлый страх, исподволь начинал точить. Странно, что в своей стране он не может убедить людей в очевидном…

На допрос больше не вызывали. Дважды приходил конвоир с мучнистым лицом, приносил еду – в принципе, нормальную. Видимо, что сами ели, то и задержанным давали. Делать было нечего – поел. Дважды тот же сотрудник выводил в туалет. На просьбу дать покурить воровато посмотрел по сторонам, прикурил сигарету, сунул ее Владу и кивнул на закрытую дверь нужника: туда, и по-быстрому, пока не спалили. Когда Пургин вернулся, конвоир как-то виновато отвел глаза и буркнул, пропуская задержанного в камеру: «Вы не подумайте, товарищ майор, что мы тут звери какие-то и нам это приятно. Хрень полную с вами затеяли. Но мы-то люди маленькие…»

Доброе слово и кошке приятно. Но это ничего не меняло.

Сутки прошли в каком-то маразматическом состоянии. Утром явился конвоир – уже другой, принес завтрак. Снова потянулись часы… Влад вертелся на жесткой деревяшке – все думы передумал, больше ничего не лезло в голову. Начал сочинять стихотворную эпитафию – тоже надоело.

Примерно в полдень (плюс-минус маленькая вечность) пришел сотрудник СИЗО, знаком предложил следовать за ним. В коридор не пошли, свернули к посту на выходе. Дежурный по учреждению, стараясь не смотреть в глаза, выдал вещи, изъятые при задержании, показал, где расписаться. «Можете идти, товарищ майор», – и снова прятал глаза.

Вот так просто? А как насчет убитых нервных клеток, подмоченной репутации? Пургин молча кивнул и отправился к двери, застегивая куртку. Что-то не было особой радости, хотя и в камеру обратно не тянуло.

На улице лил сильный дождь, пузырились лужи. Небо заволокло беспросветно. На несколько минут он остановился под козырьком, чтобы покурить. Было неуютно, ветер забирался под воротник. Капюшон на куртке отсутствовал, зонта не было. Где-нибудь в парке под деревом он бы с радостью постоял, но на крыльце следственного изолятора… Влад поднял воротник и устремился прочь. Когда свернул за угол, мигнула светом одна из припаркованных машин. Он не придал значения, продолжал идти. Старенькая «Волга» ГАЗ-21 снова подмигнула. Ладно, там хотя бы можно спрятаться от дождя. Пургин сменил направление и побежал к машине. В салоне находился только один человек. Влад забрался на пассажирское сиденье, захлопнул дверь. Водитель явно находился в меланхолии, вздохнув, он повернул голову.

– Товарищ генерал? – изумился Пургин. – Михаил Юрьевич?!

– Он самый, – проворчал Жигулин. – Один и без конвоя, это хочешь сказать? Могу добавить: вооружен, но ни хрена не опасен. Что, майор, на свободу с чистой совестью?

– Как скажете, товарищ генерал. Правда, на совесть и до отсидки не жаловался. Или у вас другое мнение?

– Не умничай, – проворчал Жигулин. – Думал бы иначе, хрен бы поехал лично тебя встречать после отбытия…

– Да, это необычно, Михаил Юрьевич. Как-то не по чину, что ли… Простите, искренне рад вас видеть.

Они оба замолчали. В машине было тепло, уютно. Мягкие сиденья старой «Волги» принимали форму тела. За окном буйствовала непогода, потоки воды захлестывали лобовое стекло.

– Рассказывай, – нарушил молчание Жигулин. – Все, начиная с субботы.

Он мрачно слушал, ни разу не перебил. Потом какое-то время кряхтел, взялся протирать очки в железной оправе и глухо проговорил:

– Я уже не спорю, майор, не знаю, что и думать… Другие подозреваемые остались?

– Мало, Михаил Юрьевич, и только если за уши притянуть… да шут с ними, с этими подозреваемыми. Посмотрите, как в нашем случае все совпадает.

– Ты прав, совпадает… Но совпадения к делу не пришьешь. За этого человека чуть не первые люди государства горой стоят. Ты знаешь, какие у него подвязки? Надо будет, на самого Черненко выйдет, и тогда нас всех закопают. Пусть даже что-то нароем на него – все равно дружки прикроют. Абсурдно получается, согласен. Но этих людей тоже понять можно – дружили много лет с человеком, который оказался врагом. Головы сразу полетят, а оно им надо? Уж лучше все замять, зарыть голову в песок. А иные просто патологически не примут мысль, что Поляковский работает на врага. Это как крушение идеалов. Нельзя их крушить, идеалы незыблемы. Так что до последнего будут отвергать и выгораживать. А Поляковский под их защитой таких бед наворотит… Так что если копать под него, то доказательства надо добывать железные, смекаешь? Ты что, жениться уже передумал? – с насмешкой посмотрел на Влада генерал.

– Смеетесь, Михаил Юрьевич? Я вам что сейчас должен ответить? Очень хочу жениться и войти в семью изменника родины – пусть меня там научат…

– Ладно, не заводись. Может, все и обойдется. Дети за отцов не ответчики – это еще товарищ Сталин мудро подметил. Одного не пойму: как ты проворонил этого Хиггинса?

– Не