Убийство в подарок - Карен Дюкесс

Спустившись в сухой одежде в гостиную, я наблюдаю с дивана, как Уайетт и Эмити вешают на доску новые фотографии: парикмахерское кресло с огромной черной накидкой, жемчужные сережки, журнал посещений, натуральные средства для ухода и, конечно, сама Трейси, распластавшаяся на полу в позе трупа.

Уайетт говорит мне, что алиби леди Блэндерс подтвердилось: она действительно ужинала с подругой и, как свидетельствует метрдотель, заказывала улиток.

– По его словам, во время ужина она вышла в уборную и находилась там так долго, что персонал забеспокоился, не испортились ли улитки. Метрдотель безумно обрадовался, когда все обошлось и самая важная дама деревни не отравилась в их ресторане.

Я рассказываю друзьям о том, что узнала от дочери Берта.

Уайетт хвалит:

– Молодец, Ватсон! – и перемещает фотографию Берта ближе к центру доски. Сложив руки на груди, он пристально смотрит на результат своего труда. Можно подумать, если долго буравить доску взглядом, решение придет само собой. – На данный момент у нас есть три человека с вероятными мотивами и возможностью совершить преступление, – говорит наконец Уайетт. – Гордон Пенни, который материально зависел от бывшей жены, по-видимому, упомянут в завещании и ожидает получить хороший куш в случае ее смерти.

– К тому же у него есть ключ от салона, а вот алиби очень шаткое, поскольку он был дома один, – добавляет Эмити.

– Далее, – продолжает Уайетт, – Берт Лотт, который, как мы теперь можем предположить, пытался выставить Трейси из здания, чтобы отдать помещение своей дочери.

– И у него тоже есть ключ, – вставляет Эмити.

– И наконец, Динда Руст, у которой также имелись и возможность попасть в салон, и мотив устранить Трейси, – резюмирует Уайетт. – Не стоит исключать ее только потому, что она не самый выдающийся мыслитель.

– Правильно, а еще Дев, – говорит писательница. – Не поместить ли и его фото на доску?

– Да, добавь его тоже. Он юлил насчет алиби. Якобы принимал душ, а потом ушел в бар.

– Когда это он успел тебе доложить?

Я рассказываю им о том, как водила мать Дева домой.

– Ты заходила к нему?

– Мы пили чай.

– Тебе же не нравится чай, – прищуривается Уайетт.

– Зато ей нравится Дев, – хихикает Эмити.

– В общем, он сказал, что был в баре, – говорю я. – Что кажется довольно правдоподобным.

– Ключевое слово «кажется», – возражает Уайетт. – Он легко мог выскользнуть из бара ненадолго, верно?

Я достоверно знаю, что мог. Никто не возражал, когда он вышел проводить меня.

– Могу еще его порасспрашивать. – Я сообщаю товарищам о своем намерении поехать завтра с Девом в Стэнедж-Эдж.

– Прикольно, – одобряет Уайетт.

– Превосходный фоновый сюжет, – говорит Эмити.

Оба смотрят на меня, ожидая подробностей.

– Это поход, а не свидание.

Вообще‐то свидание.

– Сфоткай его по крайней мере, – просит Уайетт. – Мы жаждем пришпилить парня на доску.

Эмити напоминает мне, что завтра нужно вернуться в деревню до трех, к нашему осмотру квартиры Трейси. Мы идем последними из всех групп, что кажется несправедливым, но это не остужает пыла писательницы.

– Уверена, мы найдем там ответы, – заявляет она. – Если только не проморгали чего‐то совершенно очевидного, что является ключом к разгадке этого случая.

Я решаю, что на сегодня хватит, и направляюсь к лестнице. Но Уайетт останавливает меня:

– Не так скоро, юная леди. – Он поворачивает ко мне лицевой стороной вторую доску, которая стояла прислоненной к стене.

Посередине красуется моя фотография, которую один из них, видимо, сделал по пути в Хэдли-холл. Она слегка размыта и не особенно мне льстит: волосы треплет порывистый ветер, я выгляжу усталой и заметно страдающей от похмелья. Вероятно, из-за необычного угла съемки я замечаю в собственном лице материнские черты, что бывает редко. В отличие от меня, мать была белокурой и миниатюрной. Но на этом снимке я обращаю внимание на характерные для нас обеих широко расставленные глаза, короткий прямой нос и, как мне нравится говорить, «аккуратный подбородок». Неожиданное сходство заставляет меня представить, как мама гуляет по здешним окрестностям своей быстрой походкой, шагает по тропе через луг и завязывает разговоры с фермерами и другими местными обитателями. Будь она здесь, в своем вечном стремлении очаровать каждого встречного она задавала бы столько вопросов, что наверняка безо всяких усилий раскрыла бы преступление.

Уайетт вынимает стопку карточек для записей.

– Так, что у нас в этой истории?

Прежде чем я успеваю раскрыть рот, Эмити начинает перечислять:

– Лебеди. Колокольчики. Церковь с искривленным шпилем. – Она пишет все это на карточках и прицепляет к доске. Добавляет еще одну карточку с надписью: «Поиски кого‐то. Мужчины? Женщины?» Затем вешает на доску фотографии Гордона Пенни и Берта Лотта. Заметив выражение моего лица, пожимает плечами и объясняет: – Нужно учитывать все.

– Негусто, – говорит Уайетт. – Есть еще что‐нибудь напоминающее о твоей матери?

Я прокручиваю в голове весь день.

– Это не совсем имеет отношение к матери, но я купила старую книгу. – Я показываю друзьям «Новые рассказы о школе Меллинг», слегка стесняясь своей покупки. Что я, вообще‐то, буду с ней делать – перечитывать с тем же увлечением, как в девять лет?

– Мама подарила тебе английскую книгу? – переспрашивает Уайетт.

– Она все время дарила мне старые книги.

– Годится. – Уайетт пишет: «Книга о школе Меллинг» – и прикрепляет карточку к доске.

Из-за множества листков поиски кажутся важными, словно мы вот-вот разгадаем и эту загадку, но в сумме они дают так мало, что наша затея выглядит глупо.

За окном все еще льет как из ведра, поэтому мы решаем остаться в коттедже и заказать пиццу, которая, по общему нашему согласию, лучше любых сытных пирогов. Мы распиваем бутылку вина и сочиняем вычурные сюжеты для следующего любовного романа Эмити.

– Красивая наблюдательница за птицами возглавляет кампанию по запрету охоты в своем провинциальном городе и сталкивается лицом к лицу с лучшим стрелком в округе; он оказывается душевным и начитанным художником, который охотится с детства и убивает, только чтобы прокормиться, – предлагает Уайетт. – Сможет зооактивистка полюбить убийцу животных?

– А если так? – вступаю я. – Одинокая женщина-оптик сохнет по застенчивому, рассеянному администратору зоомагазина, расположенного по соседству, чей единственный друг – старый удав, которого никто не хочет покупать. Когда парню требуются очки, он заказывает их в ближайшей оптике. Надев очки, он в полном смысле слова впервые видит ту женщину и безумно влюбляется в нее.

Эмити смеется и предлагает продолжить мозговой штурм завтра.

Когда я наконец добираюсь до кровати, от возбуждения уснуть не удается. Я прислушиваюсь к стуку дождя и думаю, что, наверно, так