Читатель предупрежден - Джон Диксон Карр

прихожую, он невольно почувствовал, что тревога, которую все это время гнал от себя, и дух противоречия снова завладели им. По лестнице спускались старший инспектор Мастерс и сэр Генри Мерривейл.

– Садись в машину, – сказал он Хилари. – Мастерс отвезет тебя на станцию. – Сандерс закрыл за ней дверь, убедившись, что девушка ушла и точно его не услышит. Затем с хмурым видом повернулся к Мастерсу и Г. М. – Я могу кое о чем вас спросить? Только не нужно больше вытирать об меня ноги, хорошо?

Мастерса его просьба удивила.

– Вопрос, доктор? Разумеется, – ответил он с искренней улыбкой. – Что вы хотите узнать?

– Что вы собираетесь с ней сделать?

– С ней?

– С миссис Констебль. Вам не кажется, что ей угрожает серьезная опасность?

Никогда еще он не чувствовал себя таким чужим для этих двоих, которых считал своими друзьями. Общение никак не ладилось на уровне не только мыслей, но и ощущений. Даже Г. М., которому он полностью доверял, выглядел хмурым и угрюмым. Мастерс же, напротив, по-прежнему казался любезным и веселым.

– Неужели? О какой опасности вы говорите, доктор? Кто ей угрожает?

– Пенник. Разве вы не понимаете, что он за человек? Не важно, умеет он убивать силой мысли или нет, но он определенно способен на убийство. Вы же слышали, как миссис Констебль бросила ему вызов?

– Миссис Констебль бросила ему вызов? – задумчиво повторил старший инспектор. – Да, сэр. Слышал. А еще я слышал историю про мальчика, который кричал: «Волк!» Вы, вероятно, тоже?

– Я только помню, что в этой басне, – ответил Сандерс, – волк в конце концов все-таки появился.

– Что ж, сейчас нас Пенник не волнует, – мягко заявил старший инспектор. – И вам тоже не советую из-за него беспокоиться. На самом деле я бы на вашем месте обо всем этом просто забыл…

Повисла пауза. Сандерс молча смотрел на Мастерса:

– Но если Пенник вернется…

– Он точно не вернется, сынок, – мрачным голосом произнес Г. М. – Мы только что были у него в комнате. Он сделал ноги. Собрал вещи и сбежал, пока мы обедали. Но он оставил кое-что на туалетном столике. Мастерс, покажите ему.

Старший инспектор вытащил из своего блокнота сложенный пополам листок и передал его Сандерсу. На нем мелким аккуратным почерком было написано следующее:

Полиции

Я сожалею, что из-за определенных обстоятельств, не только нынешних, но и тех, что могут возникнуть в будущем, мое дальнейшее пребывание в Форвейзе стало нецелесообразным и нежелательным. Однако, чтобы меня не обвинили в попытке скрыться от правосудия, я довожу до вашего сведения, что собираюсь остановиться в отеле «Черный лебедь», где встречался сегодня утром со старшим инспектором Мастерсом. Насколько мне известно, это единственная гостиница в округе, и она показалась мне вполне сносной во время моего краткого пребывания в ней. Я готов к встрече в любое время.

Всегда ваш,

Герман Пенник.

Сандерс подумал, что письмо принесло ему одновременно и чувство облегчения, и новые тревоги. Он вернул его Мастерсу:

– Но миссис Констебль…

– Послушай, сынок, – сказал Г. М. очень тихим голосом, который Сандерсу редко доводилось у него слышать, – мне хотелось бы думать иначе. Но факты говорят о том, что отважная, убитая горем миссис Констебль сознательно наговорила нам много лжи.

Сандерс не понимал почему, но эти слова удивили и в какой-то степени даже потрясли его.

– Хочешь узнать, в чем заключалась эта ложь, сынок?

– Очень.

– Тогда начнем, – проворчал Г. М., потерев шею. – Попробуй мысленно вернуться к той маленькой авантюре, произошедшей за пятнадцать минут до убийства, когда Сэм Констебль услышал грохот разбившейся лампы в твоей комнате и пришел посмотреть, что случилось. Два человека описали это довольно подробно. Ты сам слышал. Этот молодчик Чейз и миссис Констебль. Чейз рассказал нам, как Констебль выскочил из своей спальни босиком, спотыкаясь и надевая на ходу тапочки. Мы все переживали нечто подобное. И знаем, как это бывает. Все было описано слишком подробно. Ошибки быть не могло. Либо он говорил правду, либо полностью лгал.

– Ну да? – сказал Сандерс, который уже догадался, к чему клонит Г. М.

– Что, с другой стороны, сказала нам леди? Она заявляет, что, когда Констебль услышал шум и выбежал, она завязывала шнурки на его ботинках. Значит, на нем уже были носки и ботинки. Опять же, все очень подробно. Значит, либо это правда, либо чистая ложь. И боюсь, сынок, речь идет все же о лжи.

– А почему не мог солгать Чейз?

Г. М. провел ладонями по своей большой лысой голове.

– Потому, сынок, что я вижу, когда человек лжет, – устало сказал он. – И она не большой мастер по этой части. Но если ты считаешь, что я сейчас просто мелю чушь, то вспомни хорошенько. Ты же сам видел этого человека. Ну? Что на нем было: ботинки или тапочки?

Сандерс прежде даже не думал об этом. Он был слишком поглощен другими переживаниями, чтобы обратить внимание на эту нестыковку. И пускай ему хотелось забыть ту сцену, она во всех подробностях возникла у него перед глазами.

– Тапочки, – признался он.

– Так-так, значит, она лжет…

– Второй пункт, – продолжал Г. М. – Ты слышал, как она клялась с трогательной простотой и горячностью, что ничего не знала о двух свечках, которые кто-то зажигал в спальне ее мужа? Конечно слышал. И сама она тоже не ходила с теми свечами? Может, ты заметил, как она подпрыгнула, когда я их обнаружил? Но не будем принимать это к рассмотрению. Теперь скажи, в пятницу вечером на ней был большой розовый стеганый халат, так? Мы с Мастерсом осмотрели ее комнату и нашли этот халат. На правом рукаве по-прежнему пятна от воска, они попали туда, поскольку у нее дрожали руки.

Сандерс не стал возражать. Даже не предпринял попыток. Перед глазами навязчиво застыл образ Мины Констебль, которая сидела, сжавшись в комочек в мягком кресле, в стеганом халате с