Не убивайте мою собаку! - Елена Булганова

плечу потрепал, слезки утер», — злилась на себя и на всю ситуацию Марина. Через день Даша выслушала решение матери с таким стоическим видом, с каким, наверное, первохристиане выслушивали короткое: «Ко львам».

Потом потянулись полгода, во время которых Окуневы не узнавали свою дочь: Даша превратилась разом в домоседку, примерную ученицу, неловкую помощницу по хозяйству. Впрочем, с последним у нее получалось с каждым днем все лучше, и материнские подсказки она выслушивала без прежнего рычания.

— Растит из себя идеальную жену, — говорила Николаю Марина. — А вот что сейчас поделывает идеальный женишок? И остается ли все таким же идеальным?

Николай только хмыкал в ответ. Виктория в этот раз попала в больницу надолго — сперва в областную психиатрическую, потом в знаменитый институт Бехтерева.

Но кое-что Марина все же обнаружила примерно месяц спустя после того, как начал действовать мораторий на общение. Напротив их элитного дома через дорогу начиналась лесопарковая зона, несколько массивных бетонных блоков ограждали грунтовую дорожку от посягательства машин. Теперь каждое утро на рассвете поверх граффити и клякс дорожной грязи там появлялось густо наведенное мелом изображение алого сердца. Окна Окуневых выходили во двор, так что видела Марина это сердце по утрам в те дни, когда шла к машине, — она теперь работала в фирме мужа, сама напросилась, чтобы не вязнуть в домашнем хозяйстве. А когда возвращалась, обычно в обеденное время, то замечала, что картинка изменилась: внутри большого сердца появлялся контур еще одного. За ночь изображение исчезало, и снова на соседнем блоке появлялось одиночное сердце, и так по кругу, словно вершился бесконечный диалог:

«Любишь?»

«Люблю».

«Навсегда?»

«Навсегда».

Всякий раз, любуясь на это творчество, Марина давила улыбку и вздыхала: сама виновата, такой способ связи не учла и не оговорила, а теперь уже поздно возмущаться.

29 мая, почти вечер

Они встретились у входа в лесопарк, Иван впервые увидел Симу с белой тростью в руках. Порадовался, что она так и осталась в выбранных им одежках. Шумно возмутился от попытки вернуть деньги за них.

— Ты не попыталась напоследок спросить у своей работодательницы насчет Яси Бондарь? — спросил Иван просто для затравки разговора. — Вдруг она в самом деле осталась жива, просто долго была при смерти, а газетчики поторопились?

Серафима на ходу помотала головой:

— Даже не пыталась. Я ведь Даше пообещала, что буду помалкивать. Мы все вместе мирно съели тортик, Марина Евгеньевна вручила мне духи. Надеюсь, она не успела засечь проблеск ужаса на моем лице — в носу все еще стоит тот жуткий аромат. Даша, кстати, с удовольствием согласилась заниматься по скайпу. Думаю, она все же боялась, что я проболтаюсь о той встрече в парке, а так никакой опасности, общаться я буду только с ней. Была весела и полна готовности успешно сдать ЕГЭ. Правда, в моем дворе с ней что-то произошло.

— Что? — встрепенулся Иван.

— Увы, не знаю. Я держала Дашу под руку, а когда шли по дорожке к дому, она вдруг сильно вздрогнула, даже шарахнулась. И пакет с моими книгами, довольно тяжелый, вскинула на уровень головы, я по шороху определила. Похоже, она им от кого-то заслонила лицо. И вначале собиралась только проводить меня до двери, как родительницей было велено, а тут выразила желание зайти в гости. Причем спросила, куда у меня окна выходят — как раз во двор, — долго торчала у кухонного окна.

— Ты спросила у нее, что случилось?

— Ну, поинтересовалась. Даша сделала вид, что не понимает, о чем это я. Потом зашел Тимур, я их познакомила. Пообщались немножко, потом он вызвался подбросить Дашу до дому — она торопилась.

— Навязчивый ухажер? Парень, которому прокрутила динамо? — предположил Иван, после упоминания Тимура у него предсказуемо испортилось настроение.

— Не знаю. Марина Евгеньевна говорила, что у Даши есть парень, они знакомы с детского сада. Кажется, там все очень серьезно, девочка как раз спешила на встречу с ним.

— Слушай, а не могла она увидеть ту самую Ярославу? — разволновался Иван. — Ну, или кто там этой Ярославой прикидывается? Хотя нет, зачем ей в таком случае прятать лицо? Ладно, к нашей ситуации это все равно отношения не имеет.

— Не имеет, — подтвердила Серафима.

Потом они долго бродили по заповедному лесу. Иван громко звал Сандру, потом умолкал, Сима старательно прислушивалась. Иногда слышали лай и шли на него, но собака всегда оказывалась с хозяином.

— Кажется, мы перебаламутили всю армию гуляющих собак, — сказала Сима, голос звучал виновато.

Иван попытался ответить, но только что-то просипел — он сорвал голос. Да и сказывалась накопившаяся усталость этого бесконечного дня. Он вспомнил, что Симе досталось еще больше, предложил:

— Возвращаемся, тебе нужно отдохнуть перед завтрашним днем. Все же переезд.

Но девушка только отмахнулась:

— Да ерунда, я привыкла в темпе собираться, куда-то ехать. Заурядное событие, самым сложным будет придумать отмазку для родителей. Чтобы в моем возвращении они не заподозрили чего-то катастрофического. Или, того хуже, что я не справилась.

— Но ты справилась!

Тихий смех.

— Ну, я-то знаю. Просто нашлись люди, для которых я оказалась легкой мишенью. Как бы мне хотелось доказать гадам, что это не так! Я все время думаю об этом, ищу способ!

Иван промолчал, лично он такого способа не мог даже вообразить.

— Расскажи, почему ты живешь один, — резко сменила тему Сима. — Там, где я была, — это ведь родительская квартира, верно? Все указывает, что там жила семья. А где твои родители сейчас?

— Умерли, — сказал Иван.

— Прости. Я от деликатности не страдаю, заметил? Приходится задавать прямые вопросы, чтобы компенсировать невозможность увидеть. Ты учишься? Работаешь?

— Учусь на заочном. Хотя даже толком не помню, как называется моя специальность.

— А почему же на дизайнера не поступил? Родители были против?

Иван улыбнулся, вспомнив, как трогательно гордилась мама его еще не слишком ловкими, но уж точно изобретательными эскизами одежек. Носила на работу и всем показывала, хотя Иван умолял этого не делать — стеснялся. Вечером подробно пересказывала, кто из девчонок — так она звала сотрудниц — что сказал, как оценил. Иван краснел, отец слушал с интересом, похмыкивал, вроде как дивился подобному таланту сына… Но тут он сообразил, что Серафима ждет ответа.

— Нет, они были только за. Поддерживали меня. Я учился в художке, ходил на курсы дизайнеров, собирался поступать в «Тряпочку», в смысле, в Университет технологий и дизайна. А когда учился в одиннадцатом, родители вдруг разом заболели — они всегда все делали вместе. Отец сгорел быстро, до конца учебного года. Мама боролась еще три года, очень не