Искатель, 2004 №2 - Керен Певзнер

— Анжела, вы преувеличиваете.

Витина мама бесцеремонно осмотрела Машу с ног до головы.

— Что ты со мной-то кокетничаешь? Можно подумать, не знаешь, что нравишься мужикам?

— Анжела!

— Слушай, перестань вилять! — Анжела махнула рукой, и столбик пепла упал на ее шелковый пеньюар. Она приблизилась к Маше и, в упор посмотрев на нее нахальными глазами, сказала: — Я готова заплатить.

Маша вздрогнула:

— Ни в коем случае.

— Чего же ты хочешь, черт побери?

Анжела просить не умела, а может быть, умела раньше, но разучилась. Маша почувствовала, что глупо продолжать этот разговор.

— Ничего не хочу. Но если для вас это имеет значение, я расскажу. Тем более мне известно совсем не много, только то, что Степан был очень недоволен своей жизнью. Недоволен настолько, что хотел умереть. Вот и все. Именно это я и сказала следователю.

Анжела быстро спросила:

— Он говорил тебе об этом, когда вы ездили с Витькой в зоопарк?

— Да.

— Что он еще говорил?

Маша пожала плечами.

— О работе. Он ведь оставил сцену…

Анжела невесело рассмеялась:

— Все понятно. Старая песня. Бедный заблудший мальчик. Клеил он тебя. Вот что!

— Ничего подобного. Он был совершенно подавлен. Я уверена, что он говорил искренне.

— Конечно, искренне. Из Степы получился бы неплохой артист. Надо же, и ты купилась! А? Маша, ведь купилась? Хотя и умная баба! Он тебе и про дочек небось рассказал? Ну, как же. Полная программа. А не рассказал он тебе про то, как мы ему с Андрюшей роль в сериале пробили? Нет? Ну конечно! Гордиться-то нечем. Все, что от него требовалось, это явиться на пробы. Ему была обеспечена небольшая, но очень выигрышная роль. Если бы его на самом деле волновала карьера артиста, он бы за нее руками и зубами ухватился. А как Степка поступил? Отгадай с двух раз. — Анжела сделала непристойный жест и заржала. — Вот именно! Степка не так оригинален, как тебе могло показаться. Он сделал то, что и следовало ожидать. Он любовницу продюсера в коридоре пощупал. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Интересно все же, а тебя-то успел он трахнуть или нет?

— Анжела! Степан умер и теперь уже ничего не скажет в свое оправдание. Я пойду?

— Иди. Но имей в виду, все, что он тебе говорил, чушь собачья.

— Может быть.

Маша вышла в коридор и столкнулась с Андреем Егоровичем. Он как-то странно на нее посмотрел и спросил:

— Уже уходите?

— Меня Анжела пораньше сегодня отпустила.

Он нахмурился и кивнул:

— Ну да, конечно, раз Анжела отпустила.

Маша вышла на улицу и машинально свернула на набережную. День был ясный, и краски поражали своей чистотой. Чайки красиво парили над водой, их белоснежные силуэты отражались в синей воде, а над ними сверкало голубое прозрачное небо. У Маши в сумке была булочка, она достала ее и медленно пошла вдоль набережной, бросая чайкам кусочки в воду. Булка не успевала достичь поверхности воды, чайки виртуозно подхватывали ее на лету. Это было очень красиво.

Маша кинула последний кусок, чайки не заметили его, и он плюхнулся в воду. Он плавал совсем близко от парапета, но они его не видели. Они, широко раскинув крылья, кружились над водой. Казалось, что чайки летают парами: одна в воздухе, другая вдоль самой поверхности воды — так четко было видно отражение. Маша прижалась к холодному камню. И чем дольше она смотрела в одну точку, тем глубже и глубже проникал ее взгляд. И уже не гладкая поверхность воды была перед ней, а ускользающая круг за кругом искрящаяся дорога. В никуда. И ей вдруг захотелось сжаться в комочек, оторваться от парапета и устремиться туда, вслед за своим взглядом. Она все сильнее и сильнее перевешивалась за каменное ограждение. Как манит сверкающая дорожка. Вот сейчас. Вдруг прямо перед самыми Машиными глазами мелькнуло что-то белое. Чайка спикировала точно на разбухшую в воде булку и, погрузив в воду клюв, выхватила ее оттуда. Все исчезло. Осталась ледяная синяя вода, подернутая мелкой рябью. Маша резко ощутила холод камня, к которому она прижалась всем телом. Ей стало страшно до жути. Она отпрянула, с трудом сохранив равновесие. Недалеко стоял мужчина с большой немецкой овчаркой и странно на нее поглядывал.

У Маши с испуганного лица не сходила жалкая улыбка. Как во сне, прошла она обычный маршрут вдоль набережной и, свернув в боковую улицу, с толпой людей села в автобус.

Неужели права Анжела? Неужели…

Она вошла в свой дом и поднялась на третий этаж. На подоконнике лестничной клетки стояли пустые пивные бутылки и консервная банка с окурками сигарет, а из закрытой балконной двери торчал пучок полевых ромашек. Маша, как во сне, подошла к окну и взялась за ручку, чтобы освободить цветы. Она не успела их подхватить, как тяжелое стекло, плохо закрепленное в дверной раме, обрушилось на ее лицо.

Маша открыла глаза и увидела перед собой выкрашенную бледно-зеленой краской стену и пустую койку. Ее руки лежали поверх одеяла, правая была перебинтована до локтя, а левая — совершенно целая. Она дотронулась до своего лица. Лица не было, была марлевая повязка с прорезями для глаз. Память, затуманенная наркозом, стала проясняться, и она зажмурилась, вспомнив звон стекла, разбившегося об ее голову. Зажмурилась и почувствовала, как натянулись свежие швы на коже. Кто-то сыграл с ней злую шутку. И она попалась. Очень легко. Этот кто-то, видимо, неплохо ее знал. И хотел ей отомстить или напугать, а может быть, и то и другое.

В палату вошла женщина на костылях и посмотрела на Машу.

— Здравствуйте, скажите, пожалуйста, какой сегодня день?

— Здравствуйте, здравствуйте. Проснулись? Суббота сегодня. Седьмое августа. Одиннадцать часов утра.

Маша с облегчением вздохнула. Со вчерашнего дня прошло не так уж много времени. Ни мама, ни Ксюша еще, наверное, не начали искать ее, не успели, обе жили на даче. Надо позвонить им и внушить, чтобы они подольше не возвращались в город. Без них она не так уязвима. А ей сейчас, как никогда, нужно быть сильной и хладнокровной. Собраться с мыслями и начать действовать. Ведь если права Анжела и кто-то помог утонуть Степану, то нет никакой гарантии, что смерть Константина — несчастный случай. А может быть, и смерть Сергея. Тогда получается, что кошмар последних двух месяцев — не цепь роковых случайностей, а кем-то разыгранный спектакль. Кем-то безжалостным и циничным. Но зачем? Для кого? Неужели для нее? Не может быть! Дикость какая-то. Да, дикость, но ведь