Когда она вернулась - Люсинда Берри

– Это больно? – поинтересовалась я.

– Это? – Она вопросительно посмотрела на Шайло. Я кивнула. – Совсем нет.

Несколько минут мы провели в тишине, пока она снова не заговорила:

– Тебе нравилось мое молоко.

Я сглотнула. Это было слишком. Часть меня стремилась поскорее скрыться в своей комнате, чтобы прийти в себя и вернуть себе способность дышать, другая же часть словно приросла к месту, не в силах пошевелиться. Это происходило взаправду. Я сидела в комнате со своей мамой, и она рассказывала мне истории из моего детства. Я проглотила подступившие слезы, опасаясь, что, если заплачу я, она больше не заговорит или разрыдается сама.

– Ты была идеальным ребенком. Всегда и всем была довольна. Ты редко плакала, а если такое случалось, то, скорее, было похоже на тихое всхлипывание, отчего мне становилось тебя только жальче.

Мама говорила это, глядя на Шайло, но, быть может, она представляла себе мое лицо? Быть может, это я вызвала к жизни то выражение вселенской любви и умиротворения на ее лице? Я разревелась. Мама тут же обняла меня свободной рукой.

– О, прости, прости меня, пожалуйста. Я не хотела сделать тебе больно, – нервно зачастила она.

Я покачала головой, не в силах выговорить ни слова от охвативших меня эмоций. Она притянула меня поближе к себе, и я прижалась к маме, опустив голову ей на плечо, пока она баюкала Шайло. Я помнила, как это. Ощущение было мне знакомо. Я могла бы просидеть так целую вечность.

Кейт

Тогда

– Обними меня, – сквозь слезы взмолилась я, бросившись к Рэю, когда тот спустился вниз, отчаянно нуждаясь в его прикосновении, в контакте с живым человеком. Тактильный голод от отсутствия человеческого прикосновения оказался хуже, чем просто голод. Рэй высвободил руки и оттолкнул меня. – Пожалуйста, Рэй, прошу тебя, только не в этот раз.

В прошлый свой визит он был очень добр. Рэй тогда обтер меня губкой, и это было потрясающе. Но с тех пор прошло много времени. Так надолго он еще никогда меня не оставлял. Я успела перебрать в голове все возможные панические сценарии, вроде того, что с Рэем что-то произошло, а он никогда никому не рассказывал о том, где я, и теперь мне предстояло умереть в душной неволе. Эта мысль почти свела меня с ума.

– Знаешь, что случилось, когда дьявол в последний раз пришел к Иисусу? – задал он вопрос.

Эту историю я знала наизусть. Я упросила Рэя принести мне что-нибудь почитать, поскольку единственная вещь, которая оказалась для меня хуже приступов паники, – это отупляющая скука от пребывания в замкнутом пространстве и отсутствия общения. Рэй дал мне Библию, и первое, на что я наткнулась, было искушение Христа. Черным по белому, как Рэй и говорил.

– Он возносит Иисуса на вершину горы и показывает все лежащие у ее подножия земли. Обещает власть над всеми душами в мире, если тот преклонится перед ним. Иисус отказывается, и лишь тогда дьявол, наконец, уходит.

Рэй ухмыльнулся. Мне нравилось, когда он бывал мной доволен.

– Ну что? Я уже близка? – спросила я.

Он кивнул. Меня охватило радостное возбуждение.

– Ты отвергла мир, почти как Иисус. Как и он, ты обуздала свои земные потребности и страсти. Единственное, что тебе осталось сделать, – это отвергнуть дьявола, умертвив его сущность.

Дав мне мгновение, чтобы прийти в себя, Рэй приказал мне встать. Я медленно поднялась на ноги.

– Сними свою одежду, – велел он.

На мне была та же одежда, что и в день, когда я оставила свою прошлую жизнь. Я так исхудала, что джинсы повисли на мне мешком, и мне приходилось заворачивать пояс наружу, чтобы они не спадали. Я перешагнула через них и отшвырнула от себя ногой, оставшись в спортивном лифчике и трусах – футболки у меня давно не было. Я разорвала ее на полосы – одной из них я подвязывала волосы, а другие приспособила как ветошь для уборки. Поддержание чистоты в моем тесном обиталище придавало упорядоченности моему существованию. Ежедневное обтирание тела теми же самыми тряпками было бессмысленно, однако помогало мне чувствовать себя человеческим существом.

– Всю одежду, – голос Рэя преисполнился угрозы.

Я знала, что он попросит меня сделать, но не могла заставить свои руки пошевелиться. Мое тело застыло. Я приказывала ему двигаться, но оно отказывалось. Звук удара его ремня о мою ногу заставил меня вернуться в реальность. Нащупав трусы, я спустила их до колен. Для меня умерщвление так и не стало проще.

– Повернись.

Я отвернулась от него, оказавшись лицом к кирпичной стене. Стыд обжег мои щеки. Теперь мне было ясно, отчего Иисус плакал кровавыми слезами в Гефсиманском саду.

– Господь велит нам умерщвлять нашу греховную плоть.

Его ремень впивался в мою обнаженную кожу, с каждым ударом заставляя меня подпрыгивать.

– Так пусть же все, кто познал Господа, отринут свои пороки.

Еще удар. И еще. Каждый следующий – сильнее, чем предыдущий. Я закусила внутреннюю поверхность щеки, чтобы не закричать.

– Чувствуешь, как грех покидает твое тело?

Я путалась в словах – от боли я тупела. Следующий удар практически повалил меня на пол.

– Я принадлежу Господу, так…

Все пропало. Я не могла вспомнить слова. Куда они исчезли?

– Что гласит слово?

Не дав мне шанса ответить, Рэй ударил снова. Желудок подпрыгнул к самому горлу. Внезапно я вспомнила.

– Я принадлежу Господу, так распни же меня! – выпалила я.

Рэй словно сорвался с цепи. Удары посыпались градом, и я сбилась со счета. Слезы обжигали глаза. Вся задняя часть моего тела разрывалась от боли. Я уже не узнавала звука собственного голоса.

– Прошу тебя, пожалуйста! – умоляла я его снова и снова. Рэй словно не слышал меня, а если и слышал, мои мольбы для него ничего не значили. Колени подломились, и я рухнула на пол, а потом все вокруг погрузилось в темноту.

Глава 17

Мередит

Сейчас

– Сколько же вы пробыли в подвале? – спросил Брайан, когда Кейт закончила рассказ о событиях того дня, когда она ушла, и последующих дней. Прошлой ночью после разговора с Кейт мы позвали Дина, и тот распорядился, чтобы к восьми часам утра собрались все члены команды – послушать ее признания. В гостиной вместе с Кейт были лишь Брайан и Камиль. Все остальные наблюдали за происходящим благодаря мониторам, которые Дин установил в столовой. Когда люди начали собираться, Эбби еще спала, и я сказала