Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

инспектора, — но, уверяю вас, в каждой благородной даме есть немного от грубоватого мужчины. Не терпится ли мне уйти из школы? Вполне возможно. В наше время попадаются совершенно невыносимые подростки. Я уж не говорю о родителях.

Беатриче наблюдала за инспектором Стуки поверх очков, висящих на позолоченной цепочке. Возможно, своим приходом он отвлек ее от чтения.

— Я проверяла тетради, сегодня у меня свободный день. На самом деле, вам повезло, что вы застали меня дома.

— Что правда, то правда.

— По телефону вы сказали, что хотели бы поговорить о моей сестре Аличе. Должна вам признаться, я удивлена. Честно говоря, после стольких лет я уже не ожидаю ничего нового.

— Время от времени мы пересматриваем старые нерешенные дела, надеясь, что что-то всплывет, — солгал инспектор.

— И как, всплыло?

За слабой улыбкой и нарочито рассеянным взглядом женщины Cтуки ощутил острый интерес. Беатриче взглянула на ботинки полицейского, а затем стала внимательно рассматривать его руки, следуя взглядом за пальцами и исследуя их один за другим, будто каждый из них жил своей собственной жизнью.

— Вас еще мучает мысль о том, что произошло?

— Вы спрашиваете меня, можно ли с таким смириться?

— Да.

— Иногда мне кажется, что Аличе здесь, рядом, и что она зовет меня, — сказала синьорина Бельтраме и грустно вздохнула. — Воспоминания нанизываются одно на другое, даже отрывки из воспоминаний. Они обрываются, перемешиваются и снова соединяются между собой. Для моей матери все гораздо хуже. Для нее будто не прошло и дня: она все еще ждет возвращения дочери.

— Каким человеком была ваша сестра?

— Я думаю, многое вы уже и сами поняли, от полиции ведь ничего не скроешь.

— Сейчас меня интересует ваше мнение. После стольких лет ожидания.

— Странно.

— Почему?

— Вы думаете, что со временем Аличе как бы отдалилась от нас и теперь предстает перед нами в ином свете? Или я ошибаюсь?

— Я убежден, что по прошествии времени воспоминания видоизменяются, как облака: растворяются, а затем из ничего слагаются снова. Они словно переписываются заново, и в результате может случиться, что наш взгляд на кого-то меняется.

— Она была… очень сильной женщиной. Сильной и…

— И?

— Как оказалось, очень раскованной. Но вы это и без меня знаете, вы ведь наверняка изучили дело моей сестры. Полиция проверила всех ее… друзей. Возможно, слишком деликатно, — добавила Беатриче.

— В каком смысле?

— Нельзя сказать, что полицейские проявили особое усердие в работе над этим делом. Я понимаю: стоял август, время отпусков. Если с вами случится беда в августе, это действительно большая проблема.

Синьорина Бельтраме внимательно следила за выражением лица Стуки.

— Впрочем, к чему я все это вам рассказываю? Так вы говорите, в деле Аличе есть что-то новое?

— Да, ранее неизвестная информация. Но позвольте мне пока не вдаваться в подробности. И, наверное, вы правы: в свое время в ходе расследования полиция не проявила должной настойчивости.

— Если и вы так считаете…

Как ни странно, но у Стуки больше не осталось аргументов. Он решил импровизировать.

— А ваша сестра не могла куда-то уехать, чтобы начать новую жизнь в другом месте?

— Нет! — резко ответила Беатриче.

— Как по-вашему, что произошло?

— Трагическое событие.

— Убийство?

— Какое-то насилие, боюсь, что так.

— Вы сразу об этом подумали, когда Аличе не вернулась домой?

— Моя мать так сразу и сказала, что с ней случилось что-то плохое.

— Откуда подобные подозрения? Кто-нибудь ненавидел вашу сестру?

— Убивают ведь не только из ненависти. Я бы сказала, даже наоборот.

— Из-за любви?

— Не мне вам объяснять, что некоторые виды любви действуют словно яд. А Аличе умела быть довольно язвительной, особенно с мужчинами, и могла сильно кого-то раздражать.

Стуки надолго замолчал, пристально наблюдая за женщиной.

— Инспектор, если вы полагаете, что я ревновала к своей сестре, то вы правы. Перед Беатриче Бельтраме, то есть мной, мужчины никогда роем не кружили. Аличе же была красивая, как Бриджит Бардо. Но, несмотря на вполне понятную ревность, меня действительно не особо волновало то, чем занималась она. Мужчины, в конце концов, не так уж интересны сами по себе, и их отсутствие можно с успехом заменить, используя некоторые стратегии приспособления.

— Я с вами полностью согласен, — произнес Стуки.

— Вы сообщите нам, если появится что-то важное? — спросила Беатриче, помолчав.

— Конечно, синьора, — ответил инспектор, прощаясь и выходя из дома на улицу.

В газетном киоске на площади Синьории инспектор Стуки купил по номеру всех местных газет. На первой полосе каждой из них была одна и та же новость. «Есть ли имя у скелета?» — вопрошали заголовки. Инспектор пролистал хронику и нашел статью, посвященную найденным останкам. Имя там действительно было: Аличе Бельтраме, черным по белому. Кроме того, журналист в подробностях описал неудавшееся расследование по делу о ее исчезновении, проведенное десятью годами ранее.

Неужели кто-то из полицейского управления слил информацию в газеты? Вряд ли, слишком быстро. Это ни к чему бы не привело, а только взбудоражило бы жителей города.

Владелец газетного киоска прокомментировал новость такими словами:

— Вы не поверите, но с того самого момента, когда обнаружили скелет, у меня было предчувствие, что он мог принадлежать пропавшей Аличе Бельтраме.

— Как вы сказали? Предчувствие?

— Ощущения. Я ведь знал ее, бедняжку. Иногда Аличе покупала у меня утреннюю газету.

— Антимама! Здесь все что-то чувствуют. Не город, а обитель экстрасенсов, — вполголоса пробормотал Стуки.

— Инспектор! Инспектор! Вы можете это подтвердить? Скелет действительно принадлежит синьорине Бельтраме? — закричал газетчик вслед удаляющемуся Стуки.

— А не пошли бы вы… — огрызнулся полицейский, отходя от киоска и пытаясь себе представить, что подумает о нем Беатриче Бельтраме, когда откроет газету.

Ему не хотелось допускать мысли, что женщина уже все знала и хладнокровно играла с ним роль. Что ж, она решит, что он — человек с чувствительностью разбитого термометра, мужчина с лицом из комка соды, и достаточно ложки уксуса, чтобы оно растаяло. Чтобы немного успокоиться, Стуки достал из кармана шоколадный кубик с ромом.

В полицейском управлении все, начиная с начальника и заканчивая самым молодым и неопытным агентом, метались как угорелые. Полицейские единодушно сходились в одном: кто бы такое ни сделал, с его стороны это было крайне непредусмотрительно, потому что могло привести к самым неожиданным последствиям. Для средств массовой информации эти бедные кости стали своего рода символом наводнения. Они сложились в идеальный образ: вот тайна, которую нужно разгадать, преступление, которое необходимо раскрыть, справедливость, дождавшаяся своего часа. Что-то в конечном счете простое и понятное. Причины наводнения и его последствия свелись в итоге к вопросу о костях. Гениальное решение проблемы!

Опрошенный журналист был достаточно немногословен и отвечал довольно расплывчато. Сначала он отнекивался, ссылаясь на конфиденциальность источников, но потом все-таки признался, что в понедельник утром в редакцию поступил анонимный звонок.

Начальник полицейского управления и комиссар Леонарди посинели, как куст гортензии, щедро удобренный солями железа.

— Это сделал доктор Панцуто, точно говорю! — воскликнул Леонарди.

Он имел в виду судмедэксперта, с которым сотрудничало их полицейское управление, когда приходилось работать с костями с более или менее свежим мясом. Могло ли такое случиться?

— Уверен, — продолжал комиссар. — Этот журналист — его племянник. Он о чем-то проговорился, сам того не желая, бедняга, — добавил Леонарди, пытаясь смягчить свои слова.

— Как он мог узнать имя той, кому принадлежит скелет, изучив только кости и уверившись в отсутствии ступней? — спросил Стуки.

—