Грязный город - Хэйли Скривенор

Его мама не догадывалась, что оказывает сыну большую услугу, не заставляя отвечать его самого. Откуда ей было знать, что она сказала не всю правду. Она просто хотела поскорее уехать из школы. Миссис Кафри, соседка из дома через дорогу, охотно соглашалась посидеть у них в гостиной в те редкие случаи, когда маме Льюиса приходилось отлучаться, но мама, должно быть, тревожилась о том, что может произойти, если Саймон выйдет из своей комнаты. Льюис знал, что Саймон будет спокойно сидеть там и играть, пока не проголодается: по субботам это было его обычное времяпрепровождение.

Следователь посмотрела на маму Льюиса и перевела взгляд на него.

– Почему ты не пошел к Кэмпбеллу? – спросила она.

– Жарко было, – ответил он. – А у Кэмпбелла нет кондиционера.

Льюис убедил себя, что полиции уже наверняка известно про того человека. Просто они не сообщают детям всю информацию, которая у них имеется по делу. Им нет необходимости слышать это от него.

Был момент, когда Льюис подумал, что следователь задаст ему очередной вопрос, но она лишь записала что-то в своем блокноте и встала. Поблагодарив маму Льюиса, она проводила их к выходу.

* * *

По дороге домой мама, сидя за рулем, взахлеб говорила о том, что она намерена приготовить на обед. Льюиса во лжи не уличили, и ледяные кристаллы вокруг его сердца растаяли, хлюпающей тяжестью осев в желудке. Он смотрел в окно с выражением полнейшей невозмутимости на лице – на тот случай, если мама обратит на него внимание.

По приезде домой мама составила для него целый список поручений, и он их выполнил, но она все равно не отпустила его к Кэмпбеллу.

– Не самое подходящее время для гуляния, дорогой. К тому же ты ведь слышал, что сказали полицейские: он тоже должен быть в школе.

Весь тот день Льюису приходилось довольствоваться обществом Саймона и мамы. Когда она пошла в комнату брата, чтобы позаниматься с ним, Льюис ухватился за представившуюся возможность.

– Мам, я пойду поиграю во дворе, – крикнул он.

– Хорошо, дорогой, – разрешила мама. – Скоро обед.

Задний двор заливал слепящий свет жгучего солнца. В дальнем углу стоял приземистый сарай отца. Он всегда держал его на замке, а ключ носил с собой.

– Не хочу, чтобы ты копался там, – сказал он, демонстративно убирая ключ от сарая в свой бумажник. Льюис помнил, что как-то мама в том сарае обустроила салон красоты, но отцу не нравилось, что по его двору бродят чужие женщины, и в один прекрасный день он просто взял и продал мамино оборудование. – Все равно твой бизнес денег больших не приносит, – заявил он.

Забор из шлакоблоков с одной стороны двора покрывал толстый слой кремовой краски. В одной из щелей за лавандовым кустом Льюис прятал старый теннисный мяч. Когда отца не было дома, он играл в гандбол, бросая мяч о кирпичную стену, которая тянулась параллельно сараю. Бельевая веревка была пуста, все прищепки сняты и унесены в прачечную. Аромат лаванды смешивался с резким, едким запахом минеральных удобрений, хранившихся в сарае. Полный порядок.

Льюис обогнул веранду со стороны заднего фасада дома и направился к воротам. Отец, по идее, должен был вернуться не раньше, чем через пару часов, но вообще-то в своих передвижениях он был непредсказуем – вполне мог увидеть Льюиса, если б тот вышел на дорогу.

Льюис немного повозился с детским замком на калитке, надавливая на металлическую раму, чтобы она не скрипела, и помчался к дому Кэмпбелла по грунтовой дороге, на которую отбрасывали тень деревья. Потревоженные листья эвкалиптов шелестели ему вслед. Чем ближе он подбегал к дому Кэмпбелла, тем громче шумел в ушах океан. На газоне перед домом лежал велосипед Кэмпбелла. Сам он сидел перед ним на корточках, внимательно глядя на цепь. С заднего двора доносился смех его сестер.

– Кэмпбелл, – позвал Льюис.

Тот, заметив его, ладонью разрубил воздух, то есть потребовал, чтобы Льюис подошел к нему и побыстрее. Льюис ощутил покалывание во всем теле, поняв, что Кэмпбелл рассержен, ведь он велел Льюису больше не приходить к нему домой.

– Что ты сказал полицейским? – прошипел Кэмпбелл, не давая Льюису и рта раскрыть.

– Что сразу пошел домой.

– Отлично. Я тоже так скажу.

Льюис пытался поймать взгляд Кэмпбелла, дать ему понять, что им необходимо поговорить, но глаза приятеля словно соскальзывали с него.

– И мы на этом будем настаивать. Ясно?

Льюис машинально кивнул.

– А теперь проваливай, Льюис.

Кэмпбелл повернулся к нему спиной. Льюису ничего не оставалось, как уйти.

У дома Кэмпбелла на дороге лежала пожелтевшая газета. С загнутыми краями, она была скатана в трубочку и посередине перетянута резинкой. Сама газетная бумага морщилась, словно ее намочили, а потом высушили.

Когда Льюис был помладше, отец частенько, сжимая в руке свернутую в трубочку газету, говорил ему:

– Отними.

Льюис медлил в нерешительности.

– Давай, попробуй отнять.

Льюис хватал газету за оба конца и принимался выворачивать ее из руки отца, как собака, мотающая кость. Сомкнутая в кулак твердая рука ни на секунду не выпускала газету; кисть двигалась то вправо, то влево, как заводная.

– Ну же, давай, отними, попробуй, – подначивал его отец.

Льюис чувствовал, как в нем закипает гнев. Он старался изо всех сил, дергал и дергал газету, пока бумага не увлажнялась от его потных ладоней.

– Не могу, – говорил он, тяжело дыша.

Отец показал ему, как вытягивать из кулака газету, постепенно ослабляя давление каждого пальца, начиная с мизинца, и Льюис, тренируясь раз за разом, научился с легкостью вырывать ее из руки отца.

Только об этом он теперь и думал, мчась домой. Его не покидало странное чувство, будто он что-то упустил, будто есть более действенный способ. Подобное чувство часто возникало у него, когда он общался с Кэмпбеллом.

Во двор он проскользнул буквально в ту же минуту, как туда вышла мама.

– Льюис, я зову тебя, зову, – укорила она сына.

– Прости, мам. – Он стоял за лавандовым кустом.

– Отец сегодня задерживается. Нам придется забрать его из клуба Лиги ветеранов.

– Хорошо, мама. – Льюис приуныл.

Его окутал аромат лаванды. Он опустил глаза и, увидев, что мнет в руке колосок, раскрыл ладонь, и на землю посыпались мелкие цветочки.

* * *

Свет уличных фонарей падал на длинные белые жерди – поднятые шлагбаумы на железнодорожном переезде. Льюис не отрывал от них глаз, пока они с мамой на машине пересекали железную дорогу. Жерди, похожие на покрашенные в белый цвет метловища, крепились к прочным металлическим тумбам