Тайна озера самоубийц - Анна Велес

Следующее фото. Опять женщина. Обычная, каких иногда называют «серыми мышками». Почти безликая. Настолько среднестатистическая, что даже взглядом не зацепишься. Незапоминающаяся. Илья поспешил пролистать. Он никак не мог понять, зачем ему это. Мельком глянул на следующие два или три кадра, уже хотел вернуть аппарат Петру, когда вдруг на последнем снимке в очередной женщине узнал Амелию. Такую, какой видел девушку дома, когда не было гостей или учеников.

Илья замер. Мелькнула странная, почти дикая догадка. Журналист вернулся к первому кадру, стал всматриваться в женщину, которую обнимал Василий. Изучал каждую черточку. Узнал глаза… Медленно листал заново всю подборку, каждый кадр, каждый образ…

– Это ненормально, – потрясенно выдал Илья. – Они все меняются. Но чтобы так…

– Да, с Амелией это всегда происходит очень ярко, – согласился Петр, забирая у приятеля свой смартфон. – Василий собирал эту коллекцию долго. Сейчас у него наверняка она еще больше, он просто помешан на ней. Ты спрашивал, почему не он. Я пытался. Сошлись года полтора назад, почти дружили. И как-то пили вместе, тогда я и увидел у него в телефоне все это. Скопировал себе на всякий случай, но говорить с ним не стал. Он не сможет понять.

– Наверное, так, – вынужден был признать журналист. – Но это… Петя, кто бы из них ни убил… В каждой из твоих сестер есть нечто… неправильное. Вообще во всем. Аню наблюдал психотерапевт, я знаю. Амелию тоже должны были смотреть. Это же ненормально!

– И ее, и даже Клару, – подтвердил Горский. – Когда еще родители были живы. И после тоже. Все в пределах нормы. Они талантливы. Это… Ну они же особенные. Такие люди вообще отличаются от остальных.

– Я понимаю. – Довод был разумным. – Просто смотрю со стороны на вас всех. Игры, роли. Этот дом. Кстати, и это тоже! Все три твоих сестры знаменитости… Выставки, гастроли, встречи с читателями, но ни одна из них практически никуда не ездит. Они заперты здесь. Это тоже странно.

Петр тяжело вздохнул.

– Когда-нибудь ты поймешь все, – немного неубедительно заявил он. – А так… Семьи разные. У нас такая. Мы должны быть вместе, всегда. Только так девочки могут работать. А без этого… посмотри сейчас на Амелию.

И он указал на футляр со скрипкой. Илья понял, к чему это. Амелия переживала творческий кризис из-за потери сестры. Ее истеричность, эти странные спектакли, какой-то дикий эмоциональный шантаж или извращенные детские выходки. Она самая нестабильная из сестер, это уж точно. Если нахождение вне круга семьи на нее действует так же, лучше держать девушку в доме всегда. А для Анны или Клары их творчество значило ничуть не меньше, чем для художницы. Если им нужно это добровольное заточение, пусть так и будет.

Вообще, это объясняло многое. Сестры Горские, по сути, жили ради своего творчества. Как бы выспренно это ни звучало, но они служили своему искусству. Каждая из них. По мнению Ильи, это в чем-то напоминало рабство, но при этом девушки оставались живыми людьми. Они нуждались в общении, им тоже было необходимо хоть иногда отвлекаться. Да, были эти уроки, для этого же устраивали званые вечера, и, конечно, иногда девушки выбирались в город.

Потому все они часто меняли мужчин. Будто старались ухватить от жизни больше, успеть многое. Некое эмоциональное перенасыщение. Тоже своего рода жадность, о которой они все так любят говорить. Все равно это выглядит не слишком здоровым, но хотя бы имеет объяснение.

– Ладно, – устало согласился Илья. – Мы договорились. И я делаю то, что могу. Только ты учти, каким бы там ни был Василий, он тоже копает. И он не дурак. У него больше шансов раскрыть убийство Ани.

– Просто делай что задумал, – упрямо заявил Петр. – Ты поймешь.

Журналист досадливо поморщился.

– Ты все время это повторяешь, – отозвался он. – Будто на самом деле ждешь от меня совсем другого.

– Все не так, – возразил осторожно Горский. – Аня прежде всего. Остальное…

Он как-то замялся, будто искал подходящие слова, что обычно было ему не свойственно. Илья привык, что хозяин дома всегда четко выражает свои мысли. Более того, иногда вообще казалось: у Петра что на уме, то и на языке. Но тут Горский будто хотел рассказать что-то важное, но колебался.

– Это же как в детективных книжках, – нашелся он. И даже чуть насмешливо улыбнулся. – У преступника есть мотив. Да? Тебе же тоже надо найти мотив?

Илье показалось, что его сейчас в чем-то обманули.

– Мотив важен, – согласился он. – И во всех этих убийствах, даже когда дело касается Анны, он совсем не понятен. Для меня и для того же Василия. Но они твои сестры! Ты-то как раз это должен знать! Хочешь, чтобы я его понял? Так подскажи! Тебе нужен ответ, вот и помоги!

Ему снова не понравилось выражение лица Горского. Опять тоска в глазах, такая же безысходная, как в глазах умирающего животного. И что-то еще. Похоже, страх. Что удивляло и даже как-то обескураживало.

– Я хотел бы, – произнес Петр очень тихо. – Просто… Я не знаю, как ты это…

Послышались шаги за их спинами. Шелест листьев, когда кто-то огибал кусты. Кто-то спешил к ним. Амелия появилась на поляне.

12 глава

Илья напрягся, ожидая очередной выходки. Что теперь? Художница была одета в свой обычный «домашний» наряд: простые джинсы и темно-синюю футболку. Волосы буднично забраны в «хвост» на затылке. Никаких выспренних образов, никакого вызова. Девушка казалась деловой и… счастливой.

– Вы оба здесь. Отлично! – Она улыбнулась мужчинам, спокойно подошла к столу и аккуратно забрала футляр со скрипкой.

Илья начал испытывать уже ставшее привычным раздражение. У художницы был совершенно невозмутимый вид – что называется, нигде не дрогнуло. А ведь именно она устроила этот спектакль! Снова и снова манипулировала ими, играя на чувстве скорби по Анне.

– Они позвонили, – продолжала между тем Амелия. – Выставка! В Центре современного искусства. Две недели, а потом аукцион! Пять мест! Вовремя, так вовремя! Я согласилась сразу!

Она ликовала, чуть ли не подскакивала на месте и смотрела на брата сияющими глазами.

– У нас полтора месяца, – продолжала она строить план. – Возьму старые лица – и только одно новое. Успею. Так?

Вопрос прозвучал… Нет, даже не провокационно. На грани все той же истерики. Как очень высокая нота и чуть ли не с угрозой. Она требовала, но Илья не мог понять, чего конкретно. Амелия надеялась до выставки успеть нарисовать картину, это очевидно. Но вот эти ее эмоции, этот вызов…

– Я не знаю, –