Снежная ловушка мистера Куина - Бенедикт Браун

Белла отодвинулась от меня, выражение ее лица практически не изменилось.

– Не будь таким мелочным, Мариус. Тебе это не идет.

– Мелочным? Как ты можешь называть меня мелочным? – Я думал, что возмущаюсь справедливо, пока не понял, что мелочно себя и веду. Белла не виновата в том, что не могла понять, какой болван ее Гилберт. Хотя погодите-ка… Да, именно так! – Я никогда не знал такого мелочного парня, как Гилберт Бэйнс.

– Я же уже сказала тебе. – Белла села на скамейку, чтобы снять позаимствованное пальто и ботинки. – Ты не видел его с лучшей стороны, но Гилберт поддержал меня в самое тяжелое для меня время. – Ее взгляд стал жестче. – И ты сам не так уж невинен, Мариус Куин. Я любила тебя всем сердцем. И той ночью я пришла в наш домик на дереве, накануне твоего отъезда во Францию, веря, что ты попросишь меня стать твоей женой, но вместо этого ты…

После этих слов воспоминания о той ночи ее переполнили. Тогда, сидя в рассыпанных вокруг цветах и глядя ей в глаза, я искренне собирался сделать ей предложение. Но вместо того чтобы задать вечный вопрос, я увидел себя – свое тело, лежащее где-то на безымянном поле во Франции, и просто не смог продолжить.

– Как будто ты забыл. – За все то время, что мы знали друг друга, я никогда не видел ее такой задетой. – Весь тот вечер ты вел себя так, будто я в чем-то провинилась. Но дело было не во мне, Мариус. А в тебе.

– Я пытался тебя защитить, – сказал я, но уже сам не знал, правда ли это.

Сомневаюсь, что Белла вообще слышала меня, захлебываясь в потоке слов.

– Мне жаль, что Гилберт не соответствует твоим высоким стандартам. Но так уж получилось, что мне не нужно твоего разрешения, чтобы решать, кого любить. Гилберт не самый уверенный в себе человек. Он нервничает и иногда говорит что-то не то, но это его самый большой недостаток. А что гораздо важнее – так это то, что он помог мне сохранить рассудок, когда заболел мой отец. Он любил меня, когда больше никто даже не пытался. Может быть, однажды ты увидишь, какой он на самом деле хороший человек. А до тех пор я была бы признательна, если бы ты держал свое мнение при себе.

Снова надев свои испанские туфельки, Белла быстро вышла. Я должен был ее остановить. Должен был извиниться за каждую ошибку, которую совершил, но вместо этого просто смотрел ей вслед. Смотрел, как она практически летит по коридору – как пули, которые пробили череп Сесила.

У вас когда-нибудь было чувство, когда вы вдруг понимали, что всю жизнь жили неправильно?

Что ж, со мной это случилось второй раз меньше чем за неделю.

Белла была, конечно же, права. С тех пор как я не смог попросить ее руки из страха, что моя смерть причинит ей боль, я только и делал, что жалел себя. Она меня не отвергала – я сам все разрушил. И вместо того чтобы вернуться в Англию и молить о прощении, я держался вдалеке – чтобы избежать стыда, который обязательно бы испытал при встрече с ней. Я убеждал себя, что пытаюсь стать лучше. Что я в конце концов сделаю себя достойным леди Изабеллы Монтегю, но правда была куда менее благородной. Я был трусом.

И когда она исчезла в гостиной, я сделал единственное, что могут сделать незадачливые дураки вроде меня в такой ситуации: ударил кулаком в стену.

Оказалось гораздо больнее, чем я ожидал. Я-то думал, что когда тебя сбивает с ног удар немецкой бомбы под Амьеном – вот это больно, но сейчас было в пять раз хуже. Минуту или две я действительно считал, что сломал себе пальцы. Пришлось распрямить их, проверяя, могут ли они еще двигаться.

Хотелось бы сказать вам, что стена пострадала больше меня, но это был такой неравный бой, что на ней не осталось даже царапины. Осознавая, что я только что очеловечил неодушевленную конструкцию, поддерживающую холл, я решил как можно быстрее найти компанию из настоящих людей.

К тому времени, как я вернулся в гостиную, напряжение только возросло. Росс Синклер сидел за карточным столом поодаль от остальных. Несмотря на то что его симпатичная спутница гладила его по голове, выражение лица мужчины говорило о том, что он был готов кого-то съесть. Он бросал такие яростные взгляды через зал, что я уж думал, будто его глаза выскочат и бросятся на его недавнего врага. Гилберт явно понимал, какой гнев он вызвал, поэтому сел как можно дальше от отца своего покойного клиента.

Поппи сидела на полу у рождественской елки, гладя Перси по животу. Мой пес тем временем делал все возможное, чтобы заставить меня ревновать, и смотрел проникновенно и печально. Но это не сработало. Я был слишком занят и о нем точно не беспокоился. Белла заняла место на софе и пронзила меня сердитым взглядом. Перси я этого не скажу никогда, но такой взгляд от прекрасной женщины всегда одержит победу над его щенячьими глазками.

Я заметил, что Альма с Антоном сидели вместе, но, как и сказал Гилберт, не могли заставить себя повернуться друг к другу. Еще более нервный Уилсон смотрел в пространство, и, насколько я мог судить, на этом все сердитые и пристальные взгляды в комнате закончились.

Антон решил, что это его задача – нарушить установившуюся тишину и развлекать всех. Он подошел к пианино в углу комнаты, провел пальцами по клавишам из слоновой кости.

– Альма, дорогая моя, думаю, пришло время для песни.

Его жена явно не хотела выполнять его просьбу. Выражение ее лица было таким жестким, что им можно было резать гранит.

Гилберт решил предложить еще кандидатуру:

– У Беллы прекрасный голос. Почему бы тебе не спеть что-нибудь, любовь моя?

Его любовь все еще была занята тем, что злилась на меня, и, казалось, была удивлена, что к ней обратились. Я думал, что она вежливо откажется, но Белла проплыла к пианино, словно оцепенев. Антон шепотом предложил песню, она кивнула и повернулась к аудитории. Со всем талантом, который он обычно демонстрировал, Антон сыграл несколько звенящих, пропитанных джазом нот, и Белла начала петь:

Я чувствую себя так странно,

Мне так одиноко сейчас,

Любимый, кого мне винить?

Когда я теперь совсем одна,

Я сделала все, что могла,

Но без своего мужчины я