Растворенные - Сара Блэдэль

Хенрик поставил чашку кофе на стол перед Лиамом.

– Мы же должны чем-то вас угостить, – сказал он, ободряюще обнимая мать.

Дея сразу перешла к делу.

– Мы хотели попросить вас хорошенько подумать, интересовали ли Вернера вопросы религии. И еще мы хотим знать, высказывал ли кто-то недовольство незаконной торговлей Вернера.

– Нет, – сказал Хенрик и запнулся, но, похоже, потом все-таки решил продолжить: – Поймите, он оказывает услугу. Люди по-прежнему могут пользоваться его магазинчиком, когда другие магазины закрыты. Думаю, все от этого выигрывают.

– Так уж и все? – спросил Лиам.

Хенрик пожал плечами.

– Ну, так просто говорят.

– Да, но, когда речь идет о расследовании, – поправил его Лиам, – именно исключения помогают найти след, так что подумайте хорошенько.

– Не знаю, – Хенрик вопросительно посмотрел на мать. – Я мало общаюсь с отцом.

Лис покачала головой. Казалось, у нее совсем не осталось сил для разговора.

– Лис, вы знаете людей, которым не нравится подпольная торговля Вернера? – настаивал Лиам.

– Нет, не припоминаю. – Она помолчала. – Но, с другой стороны, я не очень-то была в курсе дела.

Дея встретилась взглядом с Хенриком и почувствовала, что ему не так-то просто смотреть людям в глаза.

– Вы работаете в налоговой службе, не так ли?

– Я? – поднял брови Хенрик. – Да… Мне кажется, я уже отвечал на этот вопрос.

– Да, – сказала Дея, – и правда, отвечали. Просто я не могу не спросить, как вы – при вашей-то работе – относитесь к тому, что ваш отец зарабатывает целую зарплату за год по-черному в своем подвале?

Глаза у Хенрика забегали.

– Только не говорите, что вы об этом ничего не знали, – добавила она.

– Хорошо, – проворчал Хенрик и выпрямился. – Мой отец зарабатывает грязные деньги, и он всегда громко возмущался законом, регулирующим время работы магазинов. Когда был ребенком, я получил от него столько затрещин, что хватило бы на целый город. Я уже много лет назад отказался от мысли, что могу иметь хоть какое-либо влияние на отца. Но это не означает, что я убил его и засунул в морозильную камеру или что-то в этом роде.

– Господи, Хенрик! – очнулась его мать. – Что ты такое говоришь?! Морозильная камера?! О своем отце?!

Лиам внимательно посмотрел на него. Рубашка была гладко выглажена. Туфли блестели. Щеки были нежными, как детская попка.

Дея наклонила голову и сказала немного мягче:

– Вы все еще боитесь своего отца, не так ли?

Голос Хенрика казался тусклым, когда он отвечал.

– Я уже взрослый человек и живу далеко отсюда – в Хорбю.

– Но это еще не значит, что вы не боитесь, – заметила Дея.

– Мы изучили прошлое вашей жены, – сменил тему Лиам. – Оказалось, что Карина получила две судимости за проявление расизма в отношении мусульман в то время, когда была кандидатом от «Новых правых». В молодости она также была осуждена за нападение на девушку на расовой почве. Что вы об этом думаете?

– Меня мало волнуют эти обвинения в расизме, – уверенно произнес Хенрик. – В наше время белым людям слова нельзя сказать о других. Стоит только чуть-чуть оступиться, как на вас тут же обрушится целое полчище защитников. Как по мне, так это совершенно глупые приговоры!

Хенрик задрал голову вверх.

– Но тем не менее это приговоры, – заметил Лиам. – У вашей жены до сих пор такое напряженное отношение к мусульманам?

– Напряженное? – воскликнул Хенрик, его щеки еще больше раскраснелись. – Я вам скажу, что на самом деле напрягает. Напрягает то, что они толпами приезжают в страну и живут на наши деньги, и при этом им наплевать на наши законы и культуру. Они считают, что им все позволено, но стоит датчанину что-то не то сказать, и тут же – пошло-поехало. Вот где напряжение!

Он даже стал задыхаться от волнения.

Лиам сделал глоток кофе и решил, что Хенрику надо дать передышку.

– Совсем другой вопрос, Хенрик. Когда я впервые разговаривал с вашей матерью, у меня сложилось впечатление, что вы не знакомы с Клаусом и Шарлоттой Лаурсен. Но сегодня утром вы заходили к Клаусу. Значит, вы знакомы с этой парой?

Щеки и шея Хенрика мгновенно залились краской.

– Скорее, с Клаусом… В свое время мы вместе играли в водное поло. Я зашел узнать, есть ли новости о Шарлотте.

– В девять утра?

– Мне хотелось успеть до работы.

– Мне сказали, что вы были взволнованы, – сказал Лиам.

– Я? Да я опаздывал. Наверное, поэтому и волновался.

Он барабанил пальцами по столу.

– У вас есть еще ко мне вопросы? Если нет, я поеду домой.

* * *

Как только они вышли на улицу, Дея схватила свой телефон и прочитала сообщение: «Посмотри свежие сообщения. Группа пишет, что только в Ассенсе нашли пять человек, которых когда-то осудили за убийство, и похоже, это дело так или иначе связано с Ассенсом, так что, если наша теория верна, один из этих пятерых может сегодня исчезнуть».

– К ним кого-нибудь отправили? – спросил Лиам, открыв сообщение на своем телефоне. – Двое из них были осуждены более тридцати лет назад, а последний – в шестнадцатом году, и он единственный из пятерых, кто до сих пор находится в тюрьме.

– Торбьорн едет к бывшему осужденному в Хорбю, – сообщила Дея и посмотрела на Лиама. – А мы с тобой займемся этой женщиной в Орупе?

Лиам кивнул.

– Позвони Торбьорну и узнай, долго ли им еще ехать.

Она пошла за ним к машине, набирая номер Торбьорна. Шел дождь, и Дея чувствовала, как капли дождя затекают ей под воротник.

– Они только что отъехали, – сказала она, садясь в машину.

Опасаясь того, что они могут и не успеть предотвратить очередное исчезновение, она замолчала и попыталась сосредоточиться, а Лиам мчал по маленьким проселочным дорогам и все время что-то говорил.

– Этим бывшим осужденным обеспечена защита? – спросила она.

Лиам кивнул и стал подробно рассказывать о том, как меры безопасности координируются из центра управления полиции. Дея не слушала, она откинула голову назад и думала только о том, успеют ли они добраться. Не прошло и пятнадцати минут, как они свернули к дому в Орупе. Женщина, проживающая по этому адресу, когда-то убила своего дядю. Она утверждала, что это была самооборона, но ее обвинения в адрес погибшего дяди не были обоснованы, и в итоге убийство было признано преднамеренным. Сомнений, что именно она воткнула нож в горло мужчины, ни у кого не было. Оставалось только неясным, защищалась ли она от сексуального нападения или, как