Ловцы черных душ. Дело летающего ведуна - Роман Валериевич Волков

– Ну что же вы, Роман Мирославович, право слово, ну ведь так хорошо все складывается, и для вас, и для нас. Зачем же это все, ей-богу! Что же нам теперь, все с начала начинать?

– Что вы, вовсе нет, просто еще один подозреваемый в рамках дела, который не должен уйти от правосудия. Согласитесь, будет досадно, если мы отрапортуем об успехе, а преступления вдруг продолжит некий неучтенный нами субъект. Так что все арестованные останутся под стражей, просто еще одно дополнительное задержание, оно многого не изменит, считайте это моей личной просьбой. Так что, вы поможете мне?

Шеф жандармов то ли схватился за сердце, то ли проверил на груди свой призрачный, исчезающий орден, залпом влил в себя остатки коньяка и, потеснив Муромцева, сел за стол.

– Ладно. Кузьма Ильич, видимо, господин столичный сыщик не оставляет нам выбора. Показывайте, что у вас там, что это еще за черт?

Муромцев вкратце пересказал результаты допроса старого колдуна, деликатно умолчав о том, что старик, возможно, не виновен в убийствах, равно как и все его ученики. Полицмейстер кивал, чесал рябую лысину, перелистывая протокол допроса, потом долго изучал рисунок, сделанный полицейским художником, и, наконец, хмыкнул, толкая жандарма локтем.

– Ну морда-то и вправду наша, мордовская, только бороду он выбрил, чтобы на городского побольше смахивать, известное дело. По одежонке судя… Ну, тут нелегко сказать. Уж точно, что он не банкир и не статский советник. Скорее приказчик, помощник какого-то купчишки, а может, даже и сам лавчонку держит…

– А это что?

Жандарм выудил из разбросанных листов карандашный рисунок с подробным изображением пухлого кожаного портфельчика с веревочными завязками вместо замков. С таким мог бы ходить гимназист из небогатой семьи.

– А зачем приказчику или лавочнику с собой такой портфель таскать, да еще набитый такой? Что там у него такого важного, что он с собой его в деревню, на встречу со старым колдуном приволок?

– Может, для солидности с собой таскал, а может, документы какие адвокатские или из нотариальной конторы, которые он никак оставить не мог.

Полицмейстер пожал плечами и передал рисунок Муромцеву. Тот взглянул еще раз, оценив, что портфельчик не из самых дешевых, значит, к содержимому относились бережно, со всем уважением.

– Чтобы выяснить все наверняка, мне потребуется снова допросить всех подозреваемых в свете новых улик, поэтому я прошу…

– Хорошо, хорошо! – замахал на него руками полицмейстер и скривился как от зубной боли. – Они в вашем распоряжении, делайте что хотите!

Остаток вечера и ночь Муромцев провел в холодной допросной комнате. Ученики колдуна, один за одним, выслушивали вопросы, разглядывали рисунок, тыкая в него заскорузлыми крестьянскими пальцами, чесали затылки и покидали комнату, не в силах помочь. Шанюшкин, впервые за много лет пребывая в вынужденной трезвости, впал в прострацию и сотрудничать со следствием отказывался. Сыщик уже отчаялся было добиться чего-либо стоящего от этих смиренных бородатых мужиков, когда один из последних допрашиваемых, рыжий детина по имени Алеха Плитин, сначала долго водил листок бумаги перед лицом, смотрел его на свет, даже нюхал и вдруг уверенно пробасил:

– А то. Конечно, видел его. Это же Коляха!

Муромцев, который едва не задремал во время бесконечных допросов, не сразу понял услышанное, но уже через секунду подпрыгнул на своем стуле, вытаращив покрасневшие от недосыпа глаза.

– Точно он? Не путаешь?

– Точно. Не путаю, – обиделся Алеха. – Перепутаешь такого поди! Как вспомню, как учитель его с занятия выгонял, так до сих пор смех разбирает! Ох и летел он с пригорка кубарем!

– Откуда он?! Кто он?! Стряпчий, приказчик, адвокат?!

Муромцев с трудом удержался, чтобы не схватить Алеху за грудки.

– Да ну, какой там из Коляхи аблакат?.. – засмеялся Плитин. – Рылом не вышел! Хотя важности в нем на целого генерала! Коляха он все по-городскому одевался, бороду брил, пару лет только как сам из села переехал, а гляди ты, уже городским себя считает, с нашими не водится ни с кем, мы для него деревня сиволапая. Хотя сам такой же сиволапый и есть…

– Так чем же он занимается? Работает в городе? – оборвал его сыщик.

– Откуда же я знаю? – пожал плечами Леха. – Знаю только, что лавчонку они с женой держат, торгуют ягодой, вареньями да всякой мармаладой. Через это местные мужики его и знают, кто ягоды собирает. Он в прошлом годе много у наших ягоды скупил, голубики и костяники все больше, а то и совсем что редкое. Давал он, я помню, за короб ягод кругом по рублю, враздробь – с гривной, а на выбор так и с полтиной. А главное – все ему выгода. Хорошую ягоду он по зиме так продавал, а которая мятая да битая, ту на варенья пускал да на мармаладу. Все, что скупал, в город увозил…

– Значит, и лошадь у него есть?

– Ну, лошадь! Не лошадь, а название одно, кляча полудохлая, которую он у жида внаем берет, хотя по его рассказам, так в городе он чуть ли не тройку держит. А у самого сапоги дырявые да без калош. Через это мы и смекнули, что живет-то он победнее многих деревенских. И вот на кой ляд ему этот город сдался, а?

– Подожди-подожди… – Муромцев потер пульсирующие виски. – Ты говоришь, он ягодой торговал, так зачем же он к колдуну вашему в ученики напрашивался? Зачем ему вдруг вся эта наука?

– А, вот тут самое интересное, – понизил голос Алеха. – Я как его первый раз на занятии увидел, так решил было, что он умом тронулся. А потом только присмотрелся и подумал, что, может быть, и тронулся, да только черным ведуном он крепко очень хотел стать. Ходила к нам бабка одна, совсем старая, еле ноги волочила. Учитель наш не привечал ее, потому что знала эта старуха всякие древние шептанья да злодейские всякие сглазы и привороты. А Коляха, наоборот, так и вился вокруг нее. Подпоили мы ее один раз бражкой и давай расспрашивать. Оно понятно, что грех, да уж больно любопытно нам было. Спрашивали все подряд: как солнце погасить, как мор наводить на скотину, как по воздуху летать без крыльев…

– И как же?

– Так, нужно сделать настой волшебный для начала. Нужно набрать ягоды-костяники… – Леха задумался, шевеля губами и загибая пальцы. – Э-э-э-э… Сорок корчаг полных! И держать их сорок дней на солнце, а ночью под лунным светом. И настаивать нужно непременно на безмолвной воде.

– На безмолвной воде? – не понял Муромцев.

– Ну да. Безмолвную воду можно из озера набрать или из пруда, да хоть