Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас

– Что невероятно? – Я затушила сигарету в стеклянной пепельнице.

Секретарь поднял голову, снял очки и взглянул на меня карими глазами:

– Она уехала двадцать шестого декабря. Это же на следующий день после убийства бедной Розы Озёр, да? Ведь госпожу Озёр убили на Рождество, если я не ошибаюсь.

– Совершенно верно. Двадцать пятого декабря.

– А вам не кажется странным, что фрау Кристен на следующий же день после убийства села в поезд, пересекла границу и отправилась домой?

Похоже, немецкий секретарь решил поиграть в детектива.

– Должна признать, это довольно… неожиданно. Вы не знаете, чем она занималась во Франции?

– У меня есть запись о ее работодателе. Агентство «Бауэр и Гофманн», оно предоставляет сиделок, нянек, компаньонок для пожилых людей… У нас это очень известная фирма.

Теперь сомнений уж точно не осталось: Аделаида Кристен была именно той, кого я искала.

– У меня есть и кое-что получше, – добавил секретарь, – ее адрес в Германии. Он вам нужен?

Нужен ли мне ее адрес? Да я чуть на шею ему не бросилась, но вместо этого лишь сдержанно кивнула.

Я позвонила в свою контору и ввела помощников в курс дела. Найденный мною след казался надежным. Я говорю «казался», потому что в этом расследовании уже не могла быть полностью уверена ни в чем. Хотя в тот момент у меня была глубокая внутренняя убежденность, причина которой не ясна мне даже сейчас, когда я пишу эти строки, что очень скоро мне откроется истина. Разгадка тайны была всего лишь вопросом времени, и мне оставалось пристально следить за новым перемещением фигур на доске в этой шахматной партии. Я не сомневалась, что мне уже удалось сделать самое трудное и теперь на другом конце нити Ариадны меня ждет Аделаида Кристен, чей адрес я получила от секретаря немецкого посольства. Как в игре «Поиск сокровищ», Аделаида, в свою очередь, даст мне последнюю, самую важную подсказку, которая приведет меня к главному свидетелю преступления и к разгадке тайны убийства Розы Озёр.

Поездка в Гамбург стала самым длительным путешествием из тех, в которые я отправлялась когда-либо в жизни. Никуда дальше Парижа с одной стороны и Пиренейских гор – с другой я еще не забиралась.

На границе у меня проверили документы и позволили продолжить путь. В поезде было время подумать и восстановить силы.

В очередной раз я прокрутила в голове вопросы, которые собиралась задать Аделаиде. Мне придется проявить деликатность и прибегнуть к хитрости, потому что неизвестно, почему немка в такой спешке покинула Францию на следующий же день после убийства Розы. Возможно, это простое совпадение. Адвокаты склонны пренебрегать совпадениями или, по крайней мере, их недооценивать, потому что совпадения несут в себе зерно сомнений. Я же не сомневалась в одном (насколько это, конечно, мне удавалось) – в том, что на данном этапе расследования надо подозревать всех и каждого, и я наверняка заподозрила бы и Аделаиду, если б не видела отчетливо, своими глазами, руки убийцы на шее Розы, черные на белом, и блондинку рядом с ней, безмятежно наблюдающую за рождественским действом на сцене.

Обнаружилось, что путешествие чрезвычайно взбодрило меня. Я почувствовала вдруг, что в каком-то смысле вырвалась на волю. Собственно, свобода была у меня и раньше, но зачастую мы слишком скованы обстоятельствами повседневной жизни между домом и работой, и бегство, пусть даже на несколько часов, от рутины, от знакомых декораций, ограничивающих наше существование, и притом наличие утешительной уверенности, что ко всему этому можно в любой момент вернуться, открывает для нас новое измерение, где возможно всё. Это только иллюзия, но подобные эскапады приносят невероятное наслаждение. Я была вольна пересечь любые границы по собственной прихоти и умчаться на поезде за тысячи километров. Я представляла, как, побывав на родине Гёте, продолжаю свой путь дальше – в Польшу а потом в Россию, пересекаю эту волшебную страну известную мне лишь по романам Достоевского, затем открываю для себя Китай, поднимаюсь на борт корабля и схожу на берег Японии…

Конец моим мечтаниям положил голос машиниста, объявившего остановку на гамбургском вокзале.

Я вышла из поезда, вручила первому попавшемуся таксисту адрес Аделаиды Кристен и приготовилась к новым приключениям.

«Пользуйся случаем, – сказала я себе, – ведь не каждый день дела приводят тебя за рубеж». И постаралась воспользоваться незапланированным пребыванием в чужом городе на всю катушку. Сначала был Париж, теперь – Гамбург. Праздник для глаз и ушей. Я жадно слушала, как оживленно переговариваются прохожие на своем властном немецком языке, и старалась проникнуться его музыкальностью. Должно быть, настроение у меня было отменное, потому что я неожиданно нашла в этих звуках некоторое очарование. Автомобили здесь почти не отличались от французских, но архитектура была несравнима. Первое, что я увидела в Гамбурге, – здание центрального вокзала. Помпезное, с выцветшей зеленой крышей и башней с часами, оно напоминало Лионский вокзал в Париже, отчего мне даже почудилось, что я вернулась назад. Но когда я вышла на улицу, разница с французской столицей меня поразила. Дома здесь были не такие светлые, как в Париже и в наших провинциях, повсюду высились стены из красной и коричневой кирпичной кладки, здания были величественные, в индустриальном стиле, что придавало им холодный и суровый вид, особенно в это время года. Тротуары были просторнее, дороги лучше вымощены. Окна, двери, фонари казались совсем не такими, как у нас. Все это усиливало странное ощущение, что я очутилась в театральных декорациях, которые кто-то выстроил специально для меня одной.

Вскоре такси остановилось у скромного жилого дома с облупившейся краской на фасаде. Шофер указал мне на дверь из темного дерева под железной кованой решеткой балкона. Я расплатилась с ним несколькими купюрами, которые обменяла на границе.

Дверь подъезда была не заперта, и я вошла. На одном из почтовых ящиков значилась фамилия «Кристен», рядом была написана цифра «2» – видимо, номер этажа.

Я принялась подниматься по деревянной лестнице, ступеньки которой скрипели под моими ногами при каждом шаге. Отовсюду слышались голоса. Радостно переговаривались и смеялись дети, бубнило радио. Эти звуки чужого города – новые и вместе с тем узнаваемые, потому что смех, гомон играющих детей и бормотание дикторов во всем мире звучат одинаково, – сливались в веселую какофонию, от которой чувство, что я ступила на неведомую территорию, почему-то становилось острее.

На втором этаже я постучала в дверь – ветхую, с облупившейся, как и на фасаде, краской.