Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

— Этого я не помню.

— Ты говорил от третьего лица, описывал увиденное словно со стороны, словно наблюдал все, покинув свою телесную оболочку или стоя за кинокамерой. Было ясно, что ты находился в трансе. Разве твой адвокат не сказал тебе об этом?

— Возможно, оттого, что был этим крайне смущен.

— В рассказе о том, что ты увидел, войдя в дом, наблюдается некоторая путаница, — сказал Фалькон.

— Ну, это-то мы с адвокатом обсудили.

— В твоей «сценарной версии» ты описал свое состояние как «раздражение» от нежелания видеть Инес.

— Я не хотел ссоры. Злости, которую испытывал, узнав от Марисы о ее встрече с Инес, я не чувствовал. Я был очень сонный и буквально спал на ходу. Для меня это были утомительные дни — много работы, а вечерами еще эти мероприятия, встречи с журналистами…

Фалькон открыл новую страничку своей записной книжки.

— Меня вот какие слова твои заинтересовали: «Добрел до спальни, рухнул на кровать и тут же отключился. Он осознал лишь боль. Он бешено задергал ногой». Что это значит?

— Ты цитируешь дословно?

— Да. — Фалькон положил на стол диктофон и нажал кнопку «play».

Кальдерон изумленно слушал. Дым от сигареты, застывшей в его руке, поднимался, окутывая пальцы.

— Это что — я?

Фалькон проиграл еще раз его слова.

— Разве это так уж важно?

— По-моему, Мариса прижгла тебе ногу зажигалкой, — сказал Фалькон.

Кальдерон вскочил так, словно в зад ему вонзилась иголка.

— Нога у меня уже который день болела, — возразил он, внезапно обретя память. — Я натер ее!

— Зачем же понадобилось Марисе жечь тебе ногу зажигалкой?

— Чтобы разбудить. Я дрых как сурок.

— Мне кажется, чтобы разбудить возлюбленного, существуют иные, более приятные способы, — сказал Фалькон. — Похоже, ей остро требовалось тебя разбудить, потому что время вашего расставания было очень важно.

Кальдерон опять опустился в кресло, закурил новую сигарету и уставил взгляд в высокое зарешеченное окно. Потом он моргнул, прогоняя навернувшиеся слезы, и закусил нижнюю губу.

— Ну да, это ты мне помогаешь, Хавьер. Понимаю всю иронию ситуации.

— Тебе другая помощь требуется, не моя, — сказал Фалькон. — Давай-ка вернемся к тому, что я заключил из записи. Еще одно интересное наблюдение относительно той ночи в твоем рассказе Зоррите — две версии того, как вы встретились с Инес.

Кальдерон стал привычно повторять уже сказанные и отрепетированные слова, и Фалькон движением руки остановил его.

— Нет. То, что вы там с адвокатом заготовили для суда, меня мало волнует, — сказал Фалькон. — И пойми, что для меня дело тут не в тебе. Мои попытки могут оказаться тебе полезными, но основная моя задача вовсе не снять тебя с крючка. Я должен найти путь, должен проникнуть.

— Куда?

— В заговор. Кто подложил в подвал мечети бомбочку «Гома-2 ЭКО», которая взорвала шестого июня сто кило гексагена, разрушив жилой многоквартирный дом и детский сад.

— Хавьер Фалькон держит слово, данное им севильцам! — буркнул Кальдерон.

— Слово это никто не забыл, тем более я.

Наклонившись над столом, Кальдерон вперился взглядом в зрачки Фалькона, как будто желая проникнуть через них в его черепную коробку.

— Я различаю в этом подобие уже некой навязчивой идеи! — воскликнул он. — Но одиночные боевые действия, Хавьер, в полицейской работе нежелательны и бесперспективны. В каждом испанском доме престарелых найдется, наверно, вышедший в тираж детектив, который, глазея от нечего делать в окно, все еще прокручивает в голове загадки, так и оставшиеся неразгаданными, — очередная без вести пропавшая девчонка, побои, неизвестно кем нанесенные какому-нибудь бедолаге. Брось ты это дело. Никто и не ожидает, что ты все распутаешь!

— Но мне не устают напоминать об этом в управлении и во Дворце правосудия, — сказал Фалькон. — И что еще важнее, разгадки я жду от себя сам.

— Ну, в таком случае до встречи в психушке, Хавьер. Спротежируй мне там место у окошка, — сказал Кальдерон. Откинувшись на спинку стула, он разглядывал конус тлеющего в пепельнице пепла.

— На психушку я не согласен, — ответил Фалькон.

— Нет, ты определенно хочешь уложить меня на кушетку какого-нибудь психиатра, — сказал Кальдерон, изо всех сил стараясь говорить уверенно. — И знаешь что? Пошел ты на фиг вместе со всеми остальными. Сходите с ума как хотите, а меня не втягивайте, лучше в себе разберитесь. В особенности ты, Хавьер. Ведь еще пяти лет не прошло с последнего твоего «полного психического коллапса». Так, кажется, это формулировалось? А работаешь ты на износ. Ведь один бог знает, сколько ты рылся в материалах по взрыву, пока не принялся шерстить записи Зорриты, надеясь отыскать несообразности в моем деле! Тебе надо отдохнуть, проветриться. Кстати, как у тебя дела с Консуэло? Ты уже ее трахаешь?

— Лучше поговорим о том, что было в четыре часа утра в четверг восьмого июля, когда ты вернулся к себе на улицу Сан-Висенте, — сказал Фалькон и постучал по своей записной книжке. — По одной версии, ты, вернувшись, увидел Инес стоящей возле раковины и «был так рад ее увидеть», по другой же — ты почувствовал «раздражение», после чего — провал, а когда очнулся, ты лежал в коридоре, а встав и зайдя в кухню, увидел Инес на полу мертвой.

Кальдерон, казалось, проглотил комок в горле — так тяжело ему было в который раз воскрешать в темных глубинах памяти подробности той ночи. Он так часто это делал — чаще даже, чем повторяет дубль, оттачивая сцену, неумеренный в своей взыскательности кинорежиссер. Сейчас вновь перед ним мелькали кадры, отрывочные и в обратной последовательности, начиная с момента, когда луч фонарика патрульного выхватил из темноты его фигуру, склонившуюся над телом Инес, которое он пытается сбросить в реку, и вплоть до того блаженного и безгреховного состояния, в котором он вылез из такси и, поддерживаемый водителем, поднялся по лестнице в свою квартиру с единственным намерением как можно быстрее очутиться в постели. Эту деталь он ни за что бы не уступил — он твердо помнил, что в тот момент об убийстве он не помышлял.

— Такого намерения у меня не было, — вслух произнес он.

— Начни с начала, Эстебан.

— Послушай, Хавьер. Сколько раз я ни пытался все вспомнить — с начала, с конца или середины, — сколько бы ни старался, все равно в памяти словно провал какой! — Кальдерон закурил новую сигарету от окурка предыдущей. — Помню, что таксист отпер мне дверь, запертую на два оборота, и ушел. Войдя в квартиру, я заметил в кухне свет. Помнится, что я почувствовал раздражение — подчеркиваю: раздражение, а не злость и не желание убить. Я был раздосадован тем, что предстоит объяснение,