Я во всем виновата - Элизабет Кей

– Тебе понравилось?

Я кивнула и почувствовала, как щеки заливает жар. Я невольно стянула короткие шорты пониже, чтобы прикрыть верхнюю часть бедер. Я вдруг почувствовала все свое тело, с бугорками, неровностями и волосами на ногах. Я надеялась, что он улыбнется мне.

Вместо этого Эмбер уставилась на меня и приподняла бровь.

Я опустила глаза и посмотрела на его руку от браслета до плеча, кожа на котором порозовела и натянулась.

– Держи. – Лидия вынула из сумки белый тюбик.

Он выдавил немного крема на ладонь и кинул тюбик на песок.

– Чарли! – донесся женский голос с поля.

– Мне пора.

– Ты вернешься? – спросила я.

Эмбер резко повернулась ко мне, между ее бровями появилась складка, а на губах заиграла ухмылка.

– Не знаю, – сказал он.

– Я Джесс.

– Да? А я Чарли.

– Я Эмбер.

Она говорила не так, как всегда, – выше и в нос. Улыбалась она, как маньяк, растянув губы так сильно, что они плотно прижались к деснам. Выглядело это странно и нелепо; само по себе это было ерундой, но она явно подражала мне.

– Может, еще увидимся, – сказал он.

Лидия сидела на песке, прижав колени к груди. Вставая, он чуть оперся на ее плечо, затем нагнулся за доской.

– Спасибо, – сказал он.

Она покраснела, но подняла на него глаза и улыбнулась, не смущаясь.

Я думала о нем, пока мы сидели на пляже, мечтая, чтобы он исчез поскорее. Я думала о нем вечером, ужиная за маленьким деревянным столом на кухне. Я думала о нем, принимая ванну и чистя зубы, и позже, лежа в постели. Я все еще думала о нем на следующее утро, когда мы снова собрались в убежище.

Я все время поглядывала в сторону ворот и вслушивалась, не проедет ли машина. Я не помню, изменилось ли поведение остальных, но знаю, что мы размышляли, чем занять этот день, и раньше у нас никогда не возникало такой проблемы. Мы прокрутили в голове список наших обычных дел. А потом просто так, без всякого повода и совершенно зря я сказала:

– Я придумала испытание.

Пейдж ковыряла пряжку на сандалии. Лидия обматывала ветку ивы вокруг пальцев. Эмбер посмотрела на них, потом на меня.

– Ладно, я в деле.

Я села на пятки и наклонилась к ней. Она инстинктивно склонилась ближе ко мне. Пальцы Пейдж замерли на пряжке, Лидия отпустила ветку. Я помню, как листья качались взад и вперед, как солнечный свет плясал на пожелтевшей траве. Я чувствовала, как слова замирают у меня на губах.

– Помнишь того мальчика?

– Да.

Я сделала паузу. Я подумала, что могу остановиться. Я могла бы сказать что-нибудь другое. Я могла бы что-нибудь придумать. Я усилием воли заставила себя повернуть голову, чтобы найти в саду что-нибудь, к чему можно было бы прицепиться. Что-то сделать, чего-то коснуться, куда-то пойти. Но у меня не вышло. Меня бесило, что она видела меня слабой, и я хотела, чтобы она тоже была слабой.

– Поцелуй его.

Она вздрогнула и отшатнулась, сморщив носик от отвращения.

– Что? Поцеловать того мальчика? Я даже не увижу его больше. Я не могу… Он… гадкий.

Я пожала плечами, разозлившись. Я не могла поверить, что она может быть такой жестокой. Ведь он был идеален, и слушать обратное было невыносимо.

Она передернула плечами и подняла подбородок.

– Я хочу другое испытание.

– Нет, это.

– Другое, – настаивала Эмбер.

– Ну ладно. Тогда…

Я встала посмотреть сквозь свисающие ивовые ветки. За забором, в соседнем саду, засыхал на солнце завиток собачьей какашки.

– Тогда съешь эту собачью какашку.

Мне до сих пор стыдно.

По идее, я должна просить прощения, оправдываться, но это просто пополнило список моих преступлений. На самом деле у меня нет оправдания: только детское соперничество и вопиющая глупость.

Ну или можно посмотреть на это с другой стороны.

В конце концов, это совершенно неудивительно. Я ведь всегда была такой. Легко можно предположить, что, хотя я долгие годы была хорошей – притворялась хорошей, – на самом деле я оставалась маленькой злобной девочкой, которая постоянно обламывалась.

Тогда мне следовало бы усвоить урок: иногда люди слушают.

Я не думаю, что ты слушал меня в машине – или не слушал как следует. Я не думала, что ты следишь за каждым предложением, за каждым словом, замечаешь каждую мелочь и каждый фактик.

Я недооценила тебя.

Я недооценила и ее.

Я не думала, что она примет мою идею всерьез.

Глава 4

Ты был в ужасе. Ты сморщил нос, искоса посмотрел на меня и снова перевел взгляд на дорогу.

– Ты заставила ее съесть дерьмо? – с отвращением спросил ты.

– Я не заставляла. Я просто предложила испытание.

Ты кивнул на зеленую вывеску слева, гласившую «BURY HILL SERVICES», и щелкнул поворотником. Остановился рядом с колонкой и осторожно открыл дверцу, оставив ключ в замке зажигания. Ты не хотел выключать двигатель, потому что под ровный гул наш маленький сын спокойно спал. Ты быстро заправился, убежал в неприметное кирпичное здание и через несколько минут вернулся с чеком в одной руке и упаковкой конфет в другой.

Я подумала, что тебе стоило купить что-нибудь и для меня: шоколадку или пачку чипсов. Я поняла, что ты больше не любишь меня, не доверяешь мне и не думаешь обо мне настолько, чтобы тратить семьдесят пенсов на сладости на дряхлой заправке на обочине автострады.

Я ведь была права.

Ты уже отказался от нас.

Я посмотрела назад, на нашего маленького мальчика. Он спал в автокресле, длинные ресницы почти лежали на щечках, рыжие кудри спадали на лоб. Я люблю его глубокой нутряной любовью, неистово, безжалостно. Я люблю его, даже когда он плачет до глубокой ночи, даже когда кажется, что усталость проникла мне прямо в кости и никогда не пройдет.

Хорошо бы этого было достаточно: одна женщина, одержимая одним мальчиком. Я до сих пор не знаю, почему так не случилось. Я хотела, хотя, скорее, одержимо мечтала еще об одном ребенке. Не знаю, разделял ли ты мое отчаяние, но тебя определенно не радовали трудности в этом плане. Но свою боль ты прятал, как бомбочку с краской, чтобы нигде не осталось пятен. Моя же покрывала грязными брызгами меня всю.

Однажды я уже пыталась объяснить тебе, что побудило меня покинуть наш уютный дом и отправиться на побережье в холодные выходные в начале зимы. Мне казалось, что, поняв мои доводы, ты скорее простишь меня. Я помню, как