Грязный город - Хэйли Скривенор

туфля дочери. Стив солгал, что не видел Эстер, а раз так, глупо считать, что он не лгал обо всем остальном. Она больше не может ему верить. И не станет. Мужа и дочь она потеряла, жизнь ее утратила всякий смысл. Констанция бесцельно бродила от кухни до двери на задний двор и обратно.

Она переживала, что Шел обижена или рассержена, ведь Констанция выдала полиции ее тайну. В субботу около полудня подруга снова пришла к ней.

– Шел, прости, ради бога, – извинилась Констанция, отирая слезы. Теперь она часто плакала, почти все время.

– Пустяки, любовь моя. Ерунда. Просто зря я тебе рассказала. Сама не знаю, что на меня нашло. Для меня все это в прошлом.

Честно говоря, Констанция с самого начала чувствовала, что Шелли не расстроится из-за этого. Как ни стыдно это признавать, она считала, что Шелли по натуре более примитивна и толстокожа, чем она сама. Но Шелли всегда была так невозмутима – флегматик в сравнении с легковозбудимой Констанцией. Неудивительно, что у нее о подруге сложилось именно такое мнение. Впрочем, кто станет осуждать несчастную мать, у которой пропала дочь?

– Теперь я понимаю, почему ты никогда не приходила сюда. – Констанция жестом показала на кухню, подразумевая весь дом. – Представляю, как тебе было тяжело со мной общаться.

– Когда мы с тобой познакомились, я не знала, что ты его жена. Клянусь. Понятия не имела. Ну а когда разобралась, говорить что-то было поздно.

– Что было потом? Сущий кошмар, наверное.

– Я пыталась поговорить со Стивеном, выяснить, кто еще там был. Он взорвался. Все отрицал. Наверное, побеседовал с моим старшим братом. Я не хотела, чтобы он знал. Думала, он порвет тех парней на куски. А он однажды вечером отвел меня в сторону и заявил: «А чего ты ожидала?» Сестра-шлюха ему не нужна, так что болтать об этом я не должна. И знаешь, что самое ужасное? Я закрыла рот и молчала.

– Действительно, ужасно.

– В конечном итоге город разделился на тех, кто утверждал, будто я все выдумала, и на тех, кто говорил, что я пошла с ними по доброй воле. И через какое-то время я просто убедила себя в том, что ничего и не было.

* * *

Следователь Майклс регулярно звонила Констанции и сообщала о ходе расследования, но того телефонного звонка, который она ждала, все не было. Это как роды. Тебе очень хочется того, что, ты знаешь, принесет боль, но, по крайней мере, все будет кончено. А потом она начинала выть, кусая кулак. Ведь на самом деле происходило нечто противоположное родам: она ждала сообщения о том, что ее дочь погибла.

Когда следователь спросила Констанцию, является ли Стивен биологическим отцом Эстер или, может быть, это кто-то другой, в первое мгновение она оцепенела, но потом выдавила:

– Да, конечно. – Правда, в ее тоне не слышалось ни капли негодования.

Констанция часто думала о том, что Стивен ничего не сказал о туфле Эстер. Он был уверен, что жена всецело у него под башмаком и никогда не усомнится в нем. Стив всегда пылко заявлял Констанции о своей любви. «Ты создана для меня, любовь моя», – говорил он так, будто никаких дальнейших действий ни от кого не требовалось. Что ж, теперь у нее было время поразмыслить над своим браком, проанализировать каждое мгновение их совместной жизни, обнаруживая трещины. Следователь Майклс удивилась, что Констанция не общается со Стивеном. А как на ее месте повели бы себя другие женщины? Как ты поступишь, узнав, что человек, которого ты выбрала себе в спутники жизни, лгал тебе, лгал полиции, отказался объяснить, как вещь их дочери попала в его машину?

Когда Констанция вышла на улицу, чтобы выбросить мусор, ее обступили журналисты.

– Миссис Бьянки, что вы чувствуете?

– Что думаете по поводу исчезновения вашей дочери?

– Полагаете, ее похитил ваш муж?

На помощь ей пришла Шел. Она выбежала из дома и прогнала репортеров. К тому же на первой полосе газеты была помещена фотография пропавших двойняшек, а не ее дочери, что тоже рассердило Констанцию.

В воскресенье следователь спросила, согласна ли она дать пресс-конференцию. Объяснила, что это будет полезно во всех отношениях. Во-первых, ее перестанут атаковывать вопросами возле дома; во-вторых, говорить будет только она одна. Следователь заверила Констанцию, что дело Эстер никак не связано с исчезновением двойняшек, хотя откуда она могла знать? Кто вообще мог что-то знать? Констанция согласилась на пресс-конференцию. Впрочем, разве у нее был выбор?

Для нее было важно, что Шел никогда не спрашивала, что она намерена делать. Они встречали каждую минуту, как встречаешь набегающие волны: на одних скользишь, под другие подныриваешь. А волны набегали и набегали. Порой давление было столь велико, что Констанции хотелось умереть. Самое страшное, что так могло продолжаться бесконечно. Что делать, если не будет известий через два дня? Через две недели? Через год? Это было невообразимо. Почти так же невообразимо, как ожидание, так же немыслимо, как пустая кровать ее дочери.

Сара

2 декабря 2001 года, воскресенье

В воскресенье утром Сара проснулась до восхода солнца. Она просмотрела свои записи в блокноте, проверяя, что еще осталось сделать из намеченного. Наткнувшись на адрес Кайли Томпсон, решила, что сама поедет и побеседует с дочерью Шелли Томпсон, поскольку Мак опросить ее не успел. Смити еще не проснулся. Сара предположила, что молодая мать в этот час уже не должна спать, и не прогадала: подъехав к ее дому, увидела свет в окнах кухни.

Кайли Томпсон жила с сыном в небольшом домике из асбестоцемента, стоявшем на краю ярмарочной площади. Мак объяснил, что за съем жилья она платила символическую сумму в обмен на уборку общественных туалетов на территории ярмарки.

– Правда, чаще их убирает ее мать, особенно с тех пор, как у Кайли появился малыш, – добавил Мак.

Сара припарковала «коммодор» на пятачке, который был отгорожен бревном, выкрашенным в белый цвет. Было видно, что за садом когда-то ухаживали, но явно не Кайли Томпсон.

Сара постучала в дом. Ей удосужились открыть минуты через три. На нее пахнуло томатным соусом и скисшим молоком. Где-то в глубине дома орал телевизор.

– Здравствуйте, мисс Томпсон, – поприветствовала хозяйку Сара.

– Что вам нужно? – Голос у молодой женщины был гнусавый, волосы имели такой же блекло-рыжий цвет, как и у ее тетки, Эвелин Томпсон. Грязные, они были собраны на макушке и закреплены мягкой резинкой.

– Вы Кайли Томпсон? – Грубый ответ Сара не приняла на свой счет. Судя по усталому виду женщины, она не спала неделю.

– Ну