Искатель, 2002 № 11 - Журнал «Искатель»

выпили соку. К месту оказалась палка копченой колбасы, извлеченная капитаном из той же сумки. Потирая розовую после грима щеку, майор сказал:

— Впервые рыжий цвет, мешавший в оперработе, пригодился. Но мне, ребята, готовят взыскание.

— За что? — удивились мы дружно.

— Формулировка примерно такая: «За дискредитацию офицерского звания майором Леденцовым, который загримировался и выдал себя за проститутку».

Мы посмеялись. Здесь, в прокуратуре, подальше от крупного своего начальства, ребята отдыхали. Молодой оперативник сиял, поскольку сидел на равных с майором Леденцовым. И хотя Чадовичу наливали по половинке, его щеки порозовели.

— Выпьем соку за искоренение преступности, — предложил Леденцов.

— За это надо пить очень долго и много, — поддержал я.

— И все равно не искоренишь, — заметил Оладько.

— Силовые органы бессильны, — сказал Чадович, испытавший их бессилье на себе.

— Политики виноваты, — веско и правильно вставил молодой оперативник.

Теперь уже все порозовели, потому что сок розовый. Разговор перестал быть четким, и его, как помехи радиоэфир, стали засорять шуточки, смешки и приколы. Я счел необходимым глянуть на проблему глубже и как бы развить замечание молодого оперативника:

— Ребята, я пришел к выводу, что нашему народу законность не нужна. Молодежь милицию терпеть не может. Прокуратуру, по-моему, сживают. Сколько Генеральных прокуроров сняли или посадили? Теперь отобрали право на арест. А чем судья лучше прокурора? Оба независимы…

Меня прервал Оладько необычным способом: достал из своей сумки вторую бутылку розового сока и новую палку колбасы. Я сделал по второму стакану кофе. То и другое мы единодушно выпили за здоровье Чадовича — он тоже выпил. После этого молодой оперативник нам сообщил:

— В преступности виновато подсознание.

— А может, сознания маловато? — усомнился я.

— Много беспринципных людей, — решил Леденцов.

— Потому что принципов мало, — подсказал Оладько.

— Как это «мало»? — не понял Чадович.

— На всех не хватает, — объяснил я.

У нас пропала синхронность. Один пил сок, второй тянул кофе, третий ел колбасу, четвертый курил, пятый ничего не делал. Мы слегка осоловели и как-то огрузли, поэтому настал момент криминальных баек. Начал Леденцов:

— Секретарша просит в канцелярию, мне кто-то звонит. Дайте, говорю, мой кабинетный номер. А она с ухмылочкой: «По очень важному делу, насчет спермы». Ну, я побежал, схватил трубку, потому что какая сперма? А трубка сообщает: «Я звоню с Перми».

— Беседую вчера с директором кладбища, — поделился Оладько. — Жалуется: земли мало, покойников много… Говорю, я помру, и местечка не будет? Ну, для вас-то мы найдем. Дело, значит, только за мной.

— Кое-что о понимании законов, — не отстал от старших и молодой оперативник. — Соседский пацан хреново учится. Я и говорю ему: «Смотри, из школы выпрут». — «Не выпрут, не тридцать седьмой год».

Мы с Чадовичем дорассказать по байке не успели, потому что в дверь поскребли. Человек задел или уборщица скребнула шваброй — дверь выходит прямо в коридор. Но она приоткрылась и впустила — нет, полувпустила — девушку бледную и какую-то пришибленную. Впрочем, гнуть ее к земле могла огромная дорожная сумка, висевшая на плече. Волосы не прибраны, глаза равнодушные…

Самоходчикова!

— На допрос вы приглашены завтра, — сказал я.

— Не на допрос…

— А что?

— Я хочу зарегистрировать брак с гражданином Бязиным.

— Самоходчикова, он же получит пожизненный срок…

— Я знаю. А в одну с ним камеру можно?

Мы все переглянулись: каждый друг с другом. Потом все уставились на нее и долго смотрели молча. Не знаю, как ребята, но я стал грешить на сок — забродил во мне. Или ослышался, впрочем, как и оперативники, — иначе не стали бы переглядываться.

— Тамара Ивановна, вы хотите сказать, что готовы сесть с Шампуром на пожизненный срок?

— Да, готова.

— Приходите завтра в то время, которое указано в повестке.

Она вышла тяжело, словно ее выволокла сумка. Наверняка с бельем и продуктами, заготовленными на пожизненный срок.

— Не свихнулась ли она? — первым пришел в себя молодой оперативник.

— Да, явный заскок, — согласился Леденцов.

— Натуральная дурь, — уточнил Оладько.

— Вдруг не дурь, а любовь? — тихо предположил Чадович.

— Это одно и тоже, — заверил я.

Влад РУСАНОВ

ЯЙЦО ГРИФОНА

«Грифон — звероптица зело свирепая, в неприступных горах обитающая, яйцо коей ежели храбрец иной, опасности многия презрев, добудет — мудрость великую обретет…»

Анналы Вальонской Школы.

Книга 3 «О тварях чудных»

Ир-Кат хохотал так, что побагровели неровные росчерки шрамов на скулах. Ударял ладонями по грязной вонючей кошме, на которой сидел, запрокидывал голову, смахивая набежавшие слезы. Звуки его голоса плыли в прокопченном, тяжелом воздухе харчевни, вынуждая замолкнуть навязчивые варганы торговцев сыром. Наконец охотник, расправив длинным ногтем мизинца вислые усы, проговорил:

— Переведи им. Чтобы увидеть яйца грифона, они должны прийти к логову самца, а не самки. Грифоны рождают живых детенышей…

Чужаки непонимающе переглядывались, моргая круглыми светлыми глазами на неестественно бледных, по сравнению с бронзовым загаром горцев, лицах. Младший залопотал что-то, обращаясь к Ар-Куму, и полез было за пояс, но подобная медвежьей лапе ладонь второго остановила его руку.

— Ты глупец, Ир-Кат, — с трудом скрывая раздражение проговорил толмач. — Нам-то что задело до яиц или детенышей? Нам платят. Ты понимаешь? Платят…

— Ай-цог! — прищелкнул языком охотник. — Ты не кхампа, АрКум. Думаешь только о выгоде.

— Это ты не кхампа, Ир-Кат, — ощерился Ар-Кум. — Меня не изгоняли из рода и я ношу еще на щеках священные знаки!

Кончиками пальцев он благоговейно коснулся полосок татуировок на щеках.

Младший низинник снова заговорил, стряхнув недовольным жестом руку старшего. Вытащил из-за пояса кошель и вытряхнул на ячью шкуру, заменявшую стол, пять круглых мягко переливающихся камешков.

— Ты понимаешь, что это? — отбросив весь гонор, сбиваясь, зачастил Ар-Кум. — Это жемчуг… Жемчуг! Говорят, его добывают со дна моря! Мне — три, две — тебе…

— Море — выдумка, — отмахнулся Ир-Кат, но уже без былой убежденности. — Кто из людей его видел?

— А тебе его и не предлагают… А жемчуг — вот. Протяни только руку…

— Нехорошо. Предками не заповедано. Почему ты думаешь, что это не злой дух принял облик плоскоземца?

— Ай-цог! Предки много чего не заповедали. Разве сам ты не потерпел от глупости старейшин? За каждую жемчужину ты возьмешь пять, да что там пять, семь яков. Ты будешь богачом. Вернешься в род, женишься…

— Я срезал знаки рода, — судорожно выдохнул Ир-Кат, сужая и без того едва заметные щелочки глаз. Пальцы его побелели на рукоятке кхукри.

— Ну не хочешь — не возвращайся, — голос Ар-Кума стал почти умоляющим. — Согласись провести их. Ты же