Мы все виноваты - Альберто Васкес-Фигероа

сложил руки в жест «тайм-аут», как в баскетболе. – Предлагаю перемирие. Ты обещаешь, что в течение года не попытаешься меня убить, а я разрешаю превратить "Аквариус" в госпитальное судно и отвезти куда хочешь. И ещё разрешаю продать все свои драгоценности, чтобы покрыть расходы.

Венесуэлка нахмурилась, как будто оценивая заманчивое коммерческое предложение, театрально потёрла нос и наконец кивнула:

– Согласна, если дашь мне Ван Гога, если Дердериан его вернёт.

– Ты перегибаешь, – сказал муж и повернулся к бразильцу: – Кстати, когда вы мне вернёте Ван Гога?

– Надеюсь, в субботу он уже будет висеть в гостиной. Не волнуйтесь, мы его нашли и наблюдаем.

– Договорились, – сказал француз. – Если за неделю вы его вернёте – он Наиме. Если позже – оставляю себе. – Обратился к жене: – Договор?

– Договор. – Её прекрасные янтарные глаза впились в бразильца: – Предупреждаю, если подведёшь – отрежу тебе яйца.

– Вы сумасшедшие! – возмутился тот. – Абсолютно сумасшедшие! Но не волнуйтесь, обещаю, что в субботу этот проклятый холст будет у вас, хоть лично его украду.

– А я обещаю, что если сдержите слово – один из детских домов, построенных на эти деньги, будет носить ваше имя.

– А вот это уже перебор! – возмутился француз. – То есть ты собираешься построить детский дом на деньги из моего кармана, а назвать его именем человека, который просто украл у меня картину? Да чтоб тебя!

– Дорогой… – спокойно ответила жена, – если тебе так хочется, чтобы детский дом носил твоё имя – продай свою никчёмную гоночную команду, которая только расстраивает тебя, и построй его сам…

ГЛАВА 15

Эрика Фрайберг давно перешагнула сорокалетний рубеж, но всё ещё оставалась очень привлекательной женщиной – с длинными золотистыми волосами, собранными в элегантный пучок, невероятно голубыми глазами, утончёнными манерами и размеренной, тщательно выверенной речью. Так и подобает вдове посла, общавшейся с высшим светом европейской аристократии.

Давным-давно удалившись в свою роскошную виллу на берегу Женевского озера, неподалёку от Лозанны, она большую часть времени посвящала уходу за огромной оранжереей и знаменитой коллекцией репродукций известных картин, которую раз в неделю, по четвергам, могла увидеть публика.

В такие дни она покидала главный дом и полностью отдавалась уходу за розами, никому не позволяя мешать. Поэтому её неприятно удивило, когда, подняв голову, она увидела перед собой улыбающегося незнакомца.

– Что вы здесь делаете? – раздражённо спросила она. – Посетителям запрещено заходить через заднюю калитку.

– Знаю, – ответил он. – Но мне нужно было поговорить с вами наедине.

– О чём?

– О ваших картинах.

– Говорить особо не о чем, – сказала она, собираясь вернуться к работе. – Нравятся – хорошо, не нравятся – тоже не беда.

– Мне нравятся, – с обворожительной улыбкой признался Гаэтано Дердериан Гимараэш. – Полагаю, для многих они ничего не стоят, ведь это просто копии, но, по правде говоря, они великолепны. Иногда трудно поверить, что это не оригиналы.

– В таком случае советую вам насладиться ими снова. Через час выставка закроется, а как видите – у меня дел по горло.

– Как пожелаете. Но перед уходом хочу вас предупредить: как только посетители уйдут, появится бронированный грузовик. Увезут не ваши прекрасные репродукции, конечно, а полотна, спрятанные за ними.

Руки Эрики Фрайберг задрожали, тяжёлые садовые ножницы чуть не выпали, и, с трудом сглотнув, она прошептала:

– Что вы хотите этим сказать?

– У вас два варианта: первый – позвонить в полицию и попытаться объяснить, почему за каждой вашей «репродукцией» скрывается украденная где-то в мире ценнейшая оригинальная картина. Второй – продолжать спокойно ухаживать за розами, зная, что любимые «копии» останутся на месте и вы сможете любоваться ими до конца своих дней.

– А вы кто такой?

– Кто-то, кто не хочет, чтобы очаровательная дама провела десять лет за решёткой, если она пообещает больше не играть в Арсена Люпена.

– И что вы собираетесь делать с этими картинами?

– Вернуть их владельцам, конечно.

– А как я могу быть уверена?

Он достал из кармана визитку и положил её на горшок с розой:

– Вот моё имя и адрес. Если через неделю картины не окажутся на месте – зовите полицию.

– Гаэтано Дердериан Гимараэш… – произнесла она, опечаленно. – Господи. Не повезло. Я о вас слышала. Что заставило вас бросить шахматы?

– Стали скучными. И денег было мало.

– Жаль. Если бы вы стали чемпионом, я бы была счастлива ещё несколько лет.

– Всё равно вас бы рано или поздно разоблачили, – спокойно заметил он. – И, скорее всего, вели бы себя далеко не так «цивилизованно».

– Как вы меня нашли?

– Использовал метод, который часто даёт отличные результаты: искать там, где никто не ищет, потому что кажется слишком очевидно. – Он развёл руками, словно извиняясь. – Хотя очень помогло то, что я уже бывал в вашей галерее. И ещё вспомнил один случай, который чуть не свёл меня с ума. Один английский топ-менеджер украл у своей компании пять миллионов фунтов, и никто не мог доказать или найти деньги. Все искали чемодан с купюрами, но этот ублюдок обклеил ими потолок своей квартиры и закрасил сверху.

– Он бы испортил деньги.

– Краска была смываемая. А заводило его не то, чтобы тратить деньги, а то, чтобы лежать в кровати и знать, что они над головой. – Он покачал головой. – Вы мне его напоминаете. Почему вы это делали?

Элегантная дама, обретающая спокойствие по мере осознания, что в тюрьму её пока не отправят, пожала плечами:

– Мне было скучно. И раздражало, что искусство стало грязным бизнесом. Люди сегодня вкладываются в картины, как в коров или акции. Картины созданы, чтобы ими восхищаться, а не хранить в сейфах, как облигации. Если вы меня расследовали – вы должны знать, что я ни разу не украла ни в музее.

– Ни в церкви. Я знаю.

– Я выбирала частных владельцев, для которых эти картины были просто вложением.

– Именно поэтому я не собираюсь вас сдавать. Если позволите, признаюсь: вы невероятно умны. Некоторые ваши операции сами по себе произведения искусства.

– Спасибо. Но, надеюсь, вы понимаете, что сейчас ваши комплименты – слабое утешение.

– И что вы будете делать, раз больше не сможете придумывать кражи?

– Буду ухаживать за розами.

– Хотите присоединиться к моей команде?

Эрика Фрайберг с тревогой посмотрела на своего собеседника, словно опасаясь, что тот сошёл с ума, фыркнула, замотала головой, словно отгоняя совершенно безумную мысль, но вдруг спросила:

– А что делать-то?

– Ловить воров, разоблачать мошенников и сажать убийц… – На этот раз он улыбнулся во весь рот. – Всё это куда веселее, чем ухаживать за оранжереей. Уверяю вас, женщина с вашим уровнем, образованием и