Мы все виноваты - Альберто Васкес-Фигероа

– Вы так считаете?

– Я бы не предложил, если бы не был в этом уверен.

– Хорошо платят?

– Лучше, чем за кражу картин, которые вы всё равно не можете продать.

– Это верно, – признала она. – Должна признать, что это абсурдное увлечение уже начало доводить меня до разорения. Мой муж, царствие ему небесное, оставил мне хорошее состояние, но кража картин с каждым днём становилась всё дороже. – Её голубые глаза вспыхнули странной радостью. – Вы предлагаете мне стать чем-то вроде шпионки?

– Я бы сказал – частным детективом.

– И мне придётся с кем-то спать?

– Только если вам самой этого захочется.

– Это приятно. Вы знаете ресторан "Золотые Врата"?

– Нет.

– Лучший ресторан в округе. Пригласите меня на ужин – может, и уговорите.

– Считайте, что приглашены. А как же картины?

– А что вы хотите, чтобы я сказала? Забирайте их! Честное слово, вы снимаете с меня тяжёлую ношу. Я в последнее время жила в страхе, что их украдут или что пожар их уничтожит. У меня нет возможности обеспечить им надлежащую охрану.

– Договорились! Во сколько за вами заехать?

– В девять. Я сама закажу столик – хозяин мой друг.

Они поужинали, выпили, потанцевали и занялись любовью, как подростки, потому что, стоило ей выпить пару бокалов лишнего, как сдержанная и благовоспитанная вдова посла превращалась в пылкую, весёлую, растрёпанную блондинку, которая обожала валяться ночью в саду на траве и купаться нагишом в озере.

Утром она всхлипывала и украдкой вытирала слёзы, осматривая галерею и осознавая, что за считаные часы потеряла «плод многих лет упорного труда». Но она утешилась, выслушав от своего новоиспечённого и весьма удовлетворяющего любовника перечень множества возможностей применить свои признанные «организационные» способности.

– Миру не хватает воображения, а у тебя его хоть отбавляй. Так что начинай думать, как поймать убийцу, о котором мы знаем только номер мобильного, не зарегистрированного ни в одной базе.

– Расскажи мне всё поподробнее! – взмолилась она. – Прежде чем разрабатывать план, мне нужно знать все детали.

Они обедали в уютном павильоне у самой воды и наслаждались великолепным вином, которого, как оказалось, в доме было в избытке. За обедом Гаэтано Дердериан рассказал ей часть – но не всё – того, что удалось узнать за последние месяцы.

– Любопытно. Очень любопытно, – признала Эрика, доедая гигантское лимонное мороженое, к которому у неё была настоящая слабость. – Напоминает мне историю о призраке оперы.

– О ком?

– О «Призраке оперы». Ты не смотрел фильм? У композитора украли партитуру, которую он писал годами, и когда он попытался вернуть свои права, его сожгли, изуродовали, и он превратился в чудовище, обитавшее в подземельях парижской оперы.

– Ах да! Конечно! – признал бразилец. – Теперь вспомнил. Классика. Хотя, признаюсь, не замечал совпадений.

– Очевидно же. У твоего человека украли идею, разрушили ему жизнь, он даже вынужден был сменить лицо. Неудивительно, что он хочет отомстить, обрушив центральную люстру на головы ничего не подозревающих зрителей, наслаждающихся музыкой, которая на самом деле была украдена у него.

– Очень точное сравнение.

– Жизнь снова имитирует искусство! – с удовлетворением заявила вдова посла. – Это восхитительно! Настоящая жизнь дарит нам такие истории. С одной стороны – грандиозный «Река Мира», с другой – экологичная альтернатива опасному проекту по переброске воды. Две великолепные идеи, но их автору они принесли не славу и богатство, а изгнание и, как видно, побудили убивать. Я в восторге!

– А по-моему, в этом мало весёлого, – мрачно заметил её собеседник. – Это уже стоило жизни многим людям.

– Я знаю и сожалею. И, в первую очередь, мне жаль самого этого человека – он живёт в аду. Но его история – наглядный пример того, как мир перевернулся, и никто больше не знает, где север, а где юг.

– Слишком географично, – усмехнулся её спутник.

– Не шути так, – возразила Эрика. – Хотя когда я ворую картины или занимаюсь любовью, это не видно, но я глубоко верующая. И я помню, что, когда пал Берлинский мур, Папа сказал: мир больше не будет делиться на добрых и злых, а станет делиться на богатых и бедных. Он говорил, что треть человечества имеет доступ к богатству, а двум третьим этот доступ закрыт. И если раньше обездоленные обращались к коммунизму в поисках решения, то с его крахом образовалась пустота.

– С этим, как ни странно, я с Папой согласен, – признал нехотя Гаэтано.

– Он хотел, чтобы католическая церковь заняла это место, – продолжила она, игнорируя его реплику. – Но на деле ничего не получилось. Епископы и кардиналы больше заботятся о том, чтобы быть ближе к богатым, чем о бедных. Папа опасался, что те, у кого нет ничего и кто ничего не ждёт, рано или поздно выберут путь насилия. И теперь мы видим, что он был прав.

– Ты меня удивляешь, – признал он. – Я думал, твоя страсть ограничивается Ван Гогами, Рубенсами и Веласкесами.

– Напоминаю тебе, что почти двадцать лет я была замужем за дипломатом с исключительной культурой. Он многому меня научил. В том числе и тому, что, пока израильтяне не избавятся от прошлого и не начнут смотреть в будущее без обид, мира не будет.

– Не думаю, что их стоит винить за всё.

– Я их и не виню. Я просто говорю, что это один из множества проблемных узлов современности. Прошлое надо помнить, чтобы не повторять ошибок, но лучше не повторять его, чтобы не пришлось помнить.

Эрика нежно провела рукой по его щеке и добавила:

– А теперь давай сосредоточимся на главном: найти этого человека… Есть идеи?

– Есть одна. И, признаться, отчасти благодаря тебе.

– Это приятно. И что за идея?

– Если память мне не изменяет, призрак выходил из подземелья и показывался людям только тогда, когда в театре звучала его музыка.

– Этого я не помню.

– Постарайся! Разве не так было? Эти звуки манили его, словно магнит, возвращая в прошлое, когда он был ещё молодым и полным надежд, пока его не превратили в чудовище.

– Даже если так, – признала люксембурженка, теряясь в его размышлениях, – что это меняет?

– Многое. Ведь если жизнь иногда имитирует искусство, то и люди могут подражать персонажам.

– Похоже, я начинаю понимать. Какой у тебя план?

Когда Гаэтано Дердериан закончил его излагать, Эрика долго молчала, наблюдая, как по глади озера скользят парусники, и наконец кивнула несколько раз, сказав:

– У тебя извращённый ум.

– Не больше, чем у тебя. Я переворачиваю идеи, ты выжимаешь из них весь яд.

Женщина смешно сморщила нос:

– Это упрёк или комплимент?

– Зависит от ответа. Что для тебя важнее при краже картины –