Магическое изречение - Наталья Николаевна Александрова

— Ты знаешь этот город, ты не в первый раз здесь… — пробормотала она. — Ты не думай, я не навязываюсь с расспросами, но раз ты спрашиваешь, то и я…

— Понятно, — перебил он. — Я учился здесь в Политехническом институте.

— И у тебя тут друзья?

— Институтских почти нет, но есть армейский друг.

— Ты в армии служил? — Она непритворно удивилась. На него это было совсем не похоже.

— Да уж, служил…

Он вспомнил Чечню, горные дороги и пыль, красную пыль повсюду — на одежде, в койке, в кружке с чаем… И еще постоянное, тошнотворное чувство страха, что вот сейчас, за этим самым поворотом, начнётся ад. Посыплются камни, оглушит стрельба, и дьяволы с тряпками на лицах появятся ниоткуда. Вот вроде вокруг, насколько хватает глаз, совершенно безлюдная местность, только горы плавятся на солнце, а через секунду начинается кровавый бой… И так почти всё время, пока идёт колонна машин по горным ущельям, черт бы их побрал. И сами горы тоже, потому что эти сволочи у себя дома, на местности ориентируются прекрасно, их спрячет любой пастух в своей хибаре. Да что там, они, как змеи, могут схорониться под любым камнем.

Андрея забрали в армию после первого курса. Так получилось. Он жил в Москве с матерью и отчимом, с которым отношения никак не налаживались. Скандалили каждый день. Мать часто болела, у нее было слабое сердце. Она не умела хитрить, говорить полуправду, сглаживать ситуации. Не было у нее ни сестёр, ни других родственников, ни близких подруг, отчим всех распугал. Коллег по работе тоже не привечал. А с соседками мать никогда не откровенничала, никому не рассказывала о своей семейной жизни из гордости. Так и жили — в постоянных скандалах и ссорах. Андрей часто высказывал матери не в самых приятных выражениях всё, что он думал об отчиме. Она никогда его, поганца такого, не обрывала, только моргала испуганно и втягивала голову в плечи.

Когда Андрей окончил школу, мать решила, что ему лучше учиться в Питере. Она хотела разделить сына и отчима, которые люто ненавидели друг друга, и жить в такой семейной обстановке было для всех невыносимо.

Андрей уехал, поступил в Политехнический. Учился слабо, стипендию не получал, приходилось подрабатывать, чтобы платить за съёмный угол и пропитание, общежитие обещали, но пока не дали. Но он старался учиться, только времени катастрофически не хватало. Из дома ему ничего не присылали, отчим неусыпно за этим следил и устраивал матери разносы даже за посылку с домашним вареньем и сушёными яблоками.

В общем, после первого курса Андрей домой не поехал, устроился в магазин грузчиком, потом взяли его на вещевой рынок в палатку торговать, так лето и прошло. Мать писала письма, он ей редко звонил и знал, что маме предлагали операцию, но она пока не соглашалась, потому что очень боялась.

А осенью вдруг неожиданно позвонил отчим. «Мать в больнице, — сказал, — приезжай, а то не успеешь». Он и сорвался, никого не предупредил. А когда вернулся, замдекана наехал на него танком — дескать, прогулы, успеваемость плохая, будем отчислять. Андрей ему про мать больную, а тот отмахнулся — все вы, мол, разгильдяи, так говорите. Небось, в голове только ветер, а теперь матерью прикрываешься. Вот если бы ты справку принёс, что мать твоя умерла, тогда бы я поверил. Сволочной был мужик, говорили ребята, взятки брал, а с девчонок вообще натурой требовал. Андрей, конечно, не в лучшей форме тогда был, как услышал его слова про мать — так и врезал замдекана по морде. И убежал, дверью хлопнул.

Андрея взяли в Москве через два дня. Мерзавец замдекана сообщил в военкомат. Призыв осенний уже заканчивался, Андрей последним успел. И главное, приказа еще не было о его отчислении, замдекана задним числом всё оформил.

И попал Андрей сразу в Чечню. Где дьяволы с повязками на лицах неожиданно выскакивали из засады, а самым страшным было ожидание, когда гадали, в какой момент это случится — вот за этим поворотом или за следующим? И так час за часом, день за днём, пока это ежеминутное ожидание смерти, ожидание ужаса не стало для него привычной, будничной рутиной, пока чувство опасности не притупилось, не сгладилось от бесконечного повторения…

И вот как-то раз…

Андрей и еще несколько ребят ехали на броне бэтээра, одурев от слепящего солнца и однообразия горной дороги, да просто от усталости. Высоко в бледно-голубом выцветшем небе парил одинокий коршун. Бронетранспортёр мягко перевалил через очередной валун, свернул за скалу… И тут сверху на дорогу посыпались камни. Мощный мотор натужно заурчал и заглох. На мгновение наступила звенящая, удивительная тишина. Молоденький лейтенант выглянул из люка и заорал:

— Духи! Засада! Занимайте круговую оборону!

И тут же, словно по его команде, со всех сторон загрохотали выстрелы, засвистели пули.

Лейтенант вскрикнул высоким, резким голосом — и упал лицом на броню. Часть его головы снесло взрывом. Обнажилось что-то отвратительное, жуткое, серо-розовое. Андрей и бойцы скатились с брони, вжались в каменистую, жесткую почву чужой, негостеприимной земли, чтобы стать незаметными, невидимыми. Рядом с ним лежал Костя Мухин, по прозвищу Муха, белобрысый парень из Архангельска. Чуть дальше, в неглубокой ложбинке, — Никита, по прозвищу Кит, рядом с ним — Витька Салагин, откликавшийся на Салагу.

Костя Мухин приподнялся, стащил с плеча автомат и дал короткую очередь по обломку скалы, похожему на зуб великана, из-за которого строчил тяжёлый пулемёт. Андрей опомнился, тоже изготовил автомат к бою, перевел его в режим одиночной стрельбы, чтобы сэкономить патроны, и выстрелил в какое-то красное пятно, выделявшееся на пыльно-сером фоне каменистого склона. И тут раздался самый страшный звук — резкий, разбойничий свист, какой издаёт в полёте выпущенная из миномёта мина.

Андрей еще плотнее вжался в землю.

Страшно, гулко ахнуло, на какое-то время он оглох. Потом снова вернулись звуки, и где-то совсем рядом раздался детский плач. Жалобный, захлёбывающийся. Андрей удивлённо огляделся — откуда здесь мог взяться ребёнок? Он увидел Муху. Тот почему-то не лежал, а сидел, раскачиваясь, как на молитве, и прижимая к себе кровоточащий обрубок руки, как мать прижимает к груди младенца. Оказывается, это он плакал тонким детским голосом…

— Муха, держись! — крикнул Андрей, как будто его голос мог перекрыть грохот боя. Он нашарил в ранце санитарный пакет, разорвал упаковку бинта, подполз к Мухе, собираясь перебинтовать руку… Краем глаза он увидел, как водопад камней и песка обрушился на ложбину, где укрывались Кит и Витька Салага…

И тут снова