Пассажир без возврата - Алексей Небоходов

частный психиатрический центр, принимающий людей с различными расстройствами сексуального характера. Заведение с безупречной репутацией, о котором редко говорили в открытую, но за закрытыми дверями обсуждали в самых высоких кругах. Клиника позиционировала себя как безопасное место, где могли получить помощь те, кто не вписывался в нормы общества, но обладал достаточными ресурсами, чтобы сохранять своё положение. Здесь не ставили стандартные диагнозы, не назначали курсов терапии. Здесь работали с желаниями, которые не осмеливались афишировать.

Именно поэтому здание не привлекало внимания. Оно было спроектировано так, чтобы взгляд проходил мимо, не задерживаясь. Простые формы, серые стены, узкие окна, всегда затянутые матовыми шторами. Никто не входил сюда случайно. Те, кто пересекал порог, знали, что в списках пациентов их имён не найдут, что персонал не выдаст ничего из услышанного даже под угрозой смерти.

Но всё это было лишь иллюзией.

На деле клиника являлась одним из главных узлов Лифтаскара на Земле. Не просто прикрытием, а центром отбора, местом, где решалось, кому суждено исчезнуть из этого мира. Аурелиус, её владелец, не был демоном, но служил тем, кто правил в другом измерении. Воплощённый на Земле в облике известного психиатра, он не просто изучал своих пациентов – он выбирал их.

Здесь, в этих стенах, не лечили. Здесь тестировали. Каждая встреча, каждое слово пациента, даже самый невинный жест – всё становилось частью его личного анализа. Он видел суть, чувствовал скрытые желания, ощущал колебания страсти, которая могла сломать границы человеческого существования. Люди думали, что приходят сюда за помощью, но сами не замечали, как открывали перед ним не те двери.

Некоторые пациенты больше никогда не покидали этих стен, исчезая из своей прежней жизни без следа. Других находили спустя годы, но уже не теми, кем они были прежде – их сознание и личность стирались, оставляя лишь оболочку, утратившую прошлое. Те, кому не суждено было вернуться, растворялись в системе навсегда, становясь призраками, чьи имена постепенно забывались.

Аурелиус появился в мире людей более века назад, приняв облик человека, чья харизма и тонкое понимание человеческой природы позволяли ему манипулировать даже самыми стойкими. Его настоящее имя не знали даже те, кто служил ему, а прошлое терялось в лабиринтах легенд и слухов. Он не был демоном в привычном смысле, но его существование подчинялось правилам, о которых люди не подозревали. Он знал все оттенки желания и ужаса, он слышал, как шепчут мысли его пациентов, и знал, когда приходит их момент.

Его влияние распространялось далеко за пределы стен этой клиники. Он работал с элитой, с теми, кто управлял судьбами людей, с теми, кто хотел большего и был готов на сделку ради удовлетворения своих самых тёмных фантазий. Он не предлагал ничего – люди сами приходили к нему, тянулись, не понимая, что принимают участие в чём—то куда более глубоком, чем могли себе представить.

Когда—то давно Аурелиус был обычным человеком, а может, просто хорошо играл эту роль. Он познал страх и силу власти, научился подчинять, но не через грубую силу, а через тонкое и незримое влияние. Он изучал каждого, кто приходил в его кабинет, наблюдал за реакцией, за малейшими изменениями в голосе, взгляде, дыхании. Он видел, кто слаб, а кто опасен, кто готов перейти границы и кто ещё колеблется. Его искусство заключалось в том, чтобы вести человека туда, где он больше не мог остановиться.

Некоторые говорили, что Аурелиус бессмертен, что он жил задолго до нынешней эпохи. Кто—то утверждал, что он – всего лишь инструмент Лифтаскара, подчинённый высшей воле. Истина была глубже: он сам решал, кому служить, и никто не мог заставить его идти против собственной воли. Он создавал мир вокруг себя, мир, в котором люди терялись, мир, где страх и наслаждение сплетались воедино.

Сегодня он чувствовал тревожные сигналы. Что—то менялось. Ему не нужно было видеть или слышать – воздух в стенах его владений вибрировал, отражая присутствие чужой воли. И этот день не был таким, как все. Он знал, что ночь принесёт перемены.

Миркан стоял напротив здания, недвижимый, как статуя, высеченная из самой ночи. Он уже оставил за собой разрушенные бордели, вычистил притоны, где демоницы заманивали новых жертв. Теперь пришло время уничтожить источник, вырвать с корнем саму возможность отбора.

Его взгляд скользил по фасаду здания, задерживаясь на высоких узких окнах, через которые не пробивался свет. Здесь, в этих стенах, решались судьбы. Не только тех, кто переступал порог, но и тех, кто правил в другом мире.

Среди прочих Миркан чувствовал и присутствие самого Аурелиуса. Он знал, что тот не спит. В отличие от обычных людей, этот человек – если его вообще можно было назвать человеком – не нуждался в отдыхе. Его разум работал иначе. Он видел страхи других и подстраивал под них свою тактику, он мог менять личину в зависимости от собеседника, говорил разными голосами, играл роли безупречно. Те, кто приходили к нему, редко осознавали, с кем имели дело.

Сейчас, за этой стеной, он, вероятно, изучал записи новых пациентов, планировал, кого можно «забрать», кого ещё следует подготовить, а кому уготована иная судьба. Миркан знал это, чувствовал, как струится в воздухе плотная, почти вязкая энергия. В каждом камне, в каждой стене этого здания был впитан страх.

Оно отторгало его, как чужеродный элемент. Но страх был не для него.

Коридоры клиники напоминали анатомию огромного, спящего, но всё ещё дышащего организма. Они тянулись бесконечной сетью узких, стерильных проходов, стены которых были покрыты слоем бледного лака, настолько гладкого, что на них не оставались следы. Пол устилали идеально подогнанные плитки, их стерильность нарушалась только приглушёнными тенями, которые отбрасывали редкие, тускло мерцающие лампы. Воздух здесь был густым, тяжёлым, пропитанным смесью антисептика, едва уловимой химической горечи и чем—то более глубоким, трудноуловимым, похожим на запах старой бумаги и разлагающейся плоти.

Миркан двигался быстро, но не спеша, не издавая ни единого звука. Его шаги были частью этого мрака, его дыхание растворялось в напряжённом воздухе, а сама его фигура словно растворялась в зыбком полумраке коридоров. Это место гудело в такт его присутствию, перегоняя воздух через вентиляционные шахты с монотонным, еле слышным свистом. Казалось, что само пространство здесь знало о его присутствии, но не решалось его отвергнуть.

Здесь всё было продумано так, чтобы человек терял себя ещё до того, как встретится с хозяином. Расположение дверей, ровные, чуть изогнутые линии стен, мягкий рассеянный свет, не позволяющий взгляду фокусироваться на чём—то конкретном, – всё создавало иллюзию безопасности, скрывая настоящий смысл этого