Пассажир без возврата - Алексей Небоходов

резче, будто внутренний механизм защиты включился на уровне инстинкта. – Но слова – это только слова. Разорвать связи? Закрыть каналы? Перекрыть потоки? Как ты себе это представляешь? Ты переоцениваешь свою силу, ты полагаешь, что один человек может встать между мирами, между механизмами, которые существуют тысячелетия?

Он чуть наклонился вперёд, и подбородок его скользнул над сцепленными пальцами, а взгляд задержался на лице собеседника, изучая его, пытаясь выловить хоть тень сомнения, хоть малейший намёк на слабость.

– Ты не первый, кто приходит сюда с речами, – продолжил он голосом, в котором зазвучала почти нежная усталость, как если бы он разговаривал не с врагом, а с заблудившимся ребёнком, ещё не осознавшим, насколько велико его заблуждение. – У каждого, кто пытается бороться, есть план, у каждого есть схема, у каждого есть своя идея, как всё изменить. Но ни один не дошёл до конца. Они сгорают, ломаются, исчезают. Их память растворяется, а Лифтаскар остаётся.

Он выдохнул, откинувшись на спинку кресла, но взгляд не потеплел, не смягчился.

– Думаешь, ты особенный? Думаешь, тебе хватит сил? Думаешь, ты знаешь то, чего не знали другие?

Но теперь в его голосе зазвучала ещё одна нотка – напряжение. Лёгкое, едва уловимое, но уже не скрываемое.

Миркан улыбнулся. Он не пытался демонстрировать превосходство, не спешил с ответом и не бросал слов в пространство, чтобы заполнить тишину. Он смотрел прямо в глаза Аурелиусу, не моргая, с той же спокойной уверенностью, с которой смотрят те, кто знают больше, чем говорит их рот.

– Ты прав, – наконец произнёс он, но голос его был размеренным, почти ленивым, как если бы этот разговор его не утомлял, а даже развлекал. – Я не первый. И да, многие пытались. Кто—то с криками, кто—то с яростью, кто—то с иллюзией справедливости. И все они проиграли.

Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть смысл.

– Но ты до сих пор упускаешь одну важную деталь.

Аурелиус не ответил. Он ждал.

– Я не пытаюсь разрушить Лифтаскар и хочу его падения. Мне не нужен его конец. – Миркан склонил голову, будто проверяя, насколько глубоко его слова проникли в сознание собеседника. – Я просто делаю так, чтобы он остался там, где ему и место. Без выхода. Без связей. Без новых душ. Без тех, кто должен был туда попасть.

Губы Аурелиуса дёрнулись, но он сразу взял себя в руки:

– Ты думаешь, что это что—то изменит?

Теперь он уже не насмехался. Теперь он спрашивал.

– Да, – спокойно ответил Миркан. – Я думаю, что это изменит всё.

Тишина в комнате стала почти осязаемой. Её нельзя было назвать неловкой, нельзя было назвать напряжённой, но она была наполнена тем самым тяжёлым воздухом, который бывает перед чем—то неизбежным.

– Ты считаешь, что можешь перекрыть пути? – Аурелиус говорил медленно, осознанно, и теперь в его голосе звучало то, чего раньше не было. Глубинный страх. Не за себя, не за этот кабинет, не за жизнь – страх перед неизведанным.

– Я уже начал, – тихо ответил Миркан.

И это было правдой. Впервые за долгое время Аурелиус ощутил, как под его кожей что—то холодеет. Это чувство поднималось от позвоночника, откуда—то изнутри, с той глубины, где жила уверенность, что всё можно контролировать. Он всегда считал себя частью великой структуры, неизменного механизма, который невозможно было остановить.

Но теперь он увидел перед собой человека, который не просто говорил, а действовал.

– Тебе не кажется, что ты переходишь границы дозволенного? – спросил он почти шёпотом.

Миркан улыбнулся:

– Нет, – произнёс он спокойно. – Мне кажется, что я просто возвращаю равновесие.

Аурелиус моргнул. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так. Это было не похоже на страх, но и не на обычное раздражение.

Он видел перед собой не фанатика, не одержимого местью, не безумца, решившего обрушить систему ради собственной гордыни. Перед ним стоял человек, который точно знал, что делает. И это пугало его больше всего.

Миркан двинулся первым. Без предупреждения, без резких вдохов, без напряжённой позы перед ударом. Ему не нужно было разгоняться или примеряться. Всё, что он делал, было точным и молниеносным. Кулак пробил пространство, разрезая воздух, но прежде, чем его ладонь могла врезаться в лицо Аурелиуса, пространство между ними словно взорвалось невидимой силой.

Хозяин клиники не отклонился, не вскочил, не сделал шаг назад. Он просто продолжал сидеть в своём кресле, и всё же атака Миркана не достигла цели. В воздухе что—то исказилось, дрогнуло, будто сам кабинет не позволил удару случиться.

И тогда Аурелиус улыбнулся:

– Грубовато, – произнёс он с легким укором, почти по—отечески. – Ты должен был понять, что это не сработает.

Миркан не ответил. Он отступил на шаг, снова разрывая дистанцию, но в тот же миг Аурелиус исчез из кресла. Не встал, не шагнул, а просто оказался в другом месте. Тело его вытянулось, тень на стене сместилась, расширяясь, становясь больше, чем сам силуэт.

Затем послышался сухой хруст.

Что—то раздалось внутри него, как если бы с треском разорвались слишком туго натянутые жилы. Его кожа натянулась, заостряя черты лица, скулы выпирали сильнее, губы истончились, обнажив длинные зубы, слишком белые в искусственном свете кабинета. Волосы его больше не были аккуратно зачёсаны, теперь они развевались, словно ветер ворвался в закрытую комнату.

Но самое страшное было в глазах, которые утратили человеческие оттенки. Не просто почернели – углубились, стали похожи на чернильные бездны, в которых медленно закручивались тени. Они не отражали свет, но сами источали его, создавая жуткий эффект – будто тьма в его глазах светилась.

Кабинет содрогнулся. Картины на стенах перестали быть картинами. Их фигуры начали двигаться, изгибаться, меняясь в кошмарном танце, искажая пространство. Нарисованные теперь смотрели наружу. Они дёргались, их рты раскрывались, лица вытягивались, выскакивая за рамки, крича без звука.

Аурелиус шагнул вперёд, и Миркан не смог не заметить, что его конечности стали длиннее. Он больше не выглядел человеком. Его пальцы вытянулись, суставы выгнулись под неестественными углами, и даже походка изменилась – теперь он двигался так, словно его тело не подчинялось привычным законам анатомии.

– Ты понятия не имеешь, с чем связываешься, – произнёс он.

Звук его голоса запоздал. Миркан услышал слова через мгновение после того, как Аурелиус их произнёс, будто между ними вдруг пролегло незримое расстояние.

Демон не испытывал ни тени сомнения. Он знал, что его шаги ведут к неизбежному, но цель была ясна. Пространство вокруг него сгустилось, стены сжались, воздух уплотнился, и внезапно кабинет перестал быть просто комнатой – он стал ареной, местом, где сталкивались две силы, одна из которых должна