Похищенная девушка - Джозефина Тэй

мнению Роберта, Билл и Стэнли вряд ли сочтут хулиганов, с которыми они столкнулись в понедельник, «страстными натурами»; сам же он придерживался мнения, что называть разбитые стекла на всем первом этаже «Франчайза» «личным протестом» – значит, мягко говоря, недооценивать ситуацию.) Винить в бесчинствах («Уотчмэн» обожал эвфемизмы: беспокойство, непривилегированные, с задержкой развития, те, кому не повезло, – все это весь остальной мир называл «насилием», «бедняками», «умственно отсталыми», «проститутками»; если подумать, «Эк-Эмму» и «Уотчмэна» объединяла вера в то, что все проститутки – женщины с золотым сердцем, которым в жизни не очень повезло), – так вот, винить в бесчинствах нужно не тех, возможно, слегка запутавшихся персон, которые столь явно продемонстрировали свое недовольство, а представителей власти, чья слабость, некомпетентность и безразличие привели к несправедливо закрытому делу. Согласно английским традициям, справедливость не просто должна торжествовать, но торжество ее должно быть зримо каждому, и арена для этого – открытый суд.

– Какая, по его мнению, польза в том, чтобы заставить полицию зря потратить время, начав дело, явно обреченное на провал? – спросил Роберт Невила, читавшего письмо через его плечо.

– Пользу это принесло бы нам, – сказал Невил. – Об этом он, кажется, не подумал. Если магистрат прекратит дело, уже не получится закрыть глаза на подозрение, что его бедная израненная малютка лжет, ты так не думаешь? Ты уже дошел до ранений?

– Нет.

Ранения упоминались в конце. «Несчастное израненное тело» юной и невинной девочки, по словам его преподобия, служило прямым упреком закону, не сумевшему уберечь ее, а теперь не желавшему покарать виновных. То, как ведется это дело, требовало внимательного рассмотрения.

– Вот сотрудники Ярда обрадовались с утра, – сказал Роберт.

– Обрадуются после обеда, – поправил Невил.

– Почему после обеда?

– Никто в Ярде не станет читать такую чушь, как «Уотчмэн». Они увидят газету только после того, как кто-нибудь пришлет ее им днем.

Но, как выяснилось, в полиции газету все же видели. Грант ознакомился с ней в поезде. Он купил ее в газетном киоске вместе с тремя другими, не потому, что она ему нравилась, а потому что выбор был между ней и глянцевыми журналами с красотками в купальниках на обложке.

Роберт покинул контору, прихватив экземпляр «Уотчмэна», и отвез его во «Франчайз» вместе с выпуском «Эк-Эммы», явно утратившей интерес к истории Бетти Кейн. После последнего, довольно скромного письма в среду ее дело перестало упоминаться. Стояла прекрасная погода. Во дворе «Франчайза» росла ярко-зеленая трава, солнце, освещавшее грязно-белый фасад дома, придавало ему более благородный вид, а отраженный от розово-кирпичной стены свет наполнял обычно унылую гостиную радостным уютом. Все трое пребывали в приподнятом настроении. «Эк-Эмма» прекратила публичные нападки на обитательниц «Франчайза»; письмо епископа в результате оказалось не таким уж страшным; Алек Рэмсден работает в Ларборо и, конечно, рано или поздно спасет их, разыскав нужные факты; наступившее лето принесло с собой короткие светлые ночи; Стэнли оказался «чудесным малым»; вчера они снова посетили Милфорд согласно своему плану стать частью пейзажа, и ничего дурного не произошло, не считая угрюмых взглядов и нескольких громких высказываний. В общем, все могло быть куда хуже.

– К чему это приведет? – спросила миссис Шарп, постукивая тонким указательным пальцем по странице с письмами в «Уотчмэне».

– Думаю, ни к чему. Даже поклонники «Уотчмэна» сейчас косо поглядывают на епископа, насколько я понял. Он навредил себе, защищая Махони.

– А кто это? – спросила Марион.

– Неужто вы забыли Махони? Это ирландский «патриот», подкинувший бомбу в велосипедную корзину женщины на людной английской улице. От взрыва погибли четверо, в том числе сама хозяйка велосипеда, личность которой установили по обручальному кольцу. Епископ утверждал, что Махони не убийца, а просто запутался, сражаясь за угнетенное меньшинство – это он про ирландцев, хотите верьте, хотите нет, – и что не стоит заставлять его страдать за свои убеждения. Это даже «Уотчмэн» с трудом переварил, и я слышал, что с тех пор престиж епископа слегка пошатнулся.

– Удивительно, как быстро забываешь о таких вещах, когда они не касаются тебя, – сказала Марион. – Махони повесили?

– К счастью, да. Его самого это неприятно удивило. Столь многим из его предшественников просьба не превращать их в мучеников сыграла на руку, что они уже перестали считать убийство опасным делом. Оно теперь кажется им не опаснее банковского дела.

– Кстати, о банковских делах, – сказала миссис Шарп. – Думаю, вам пора узнать, каково наше финансовое положение. Для этого вам следует связаться с поверенным старого мистера Кроула в Лондоне, занимавшимся нашими делами. Я напишу в эту контору, чтобы вам предоставили доступ ко всем сведениям. Так вы будете знать, каково наше состояние, и сможете принять соответствующие меры по оплате защиты нашего доброго имени. Не так мы собирались потратить эти деньги.

– Слава богу, у нас есть что тратить, – сказала Марион. – Каково должно быть бедному человеку, окажись он в таком положении?

Честно говоря, Роберт не знал.

Он записал адрес поверенного Кроула и отправился домой обедать с тетей Лин. Чувствовал он себя намного счастливее, чем за все то время, что прошло с минуты, когда в прошлую пятницу он заметил на столе Билла передовицу «Эк-Эммы». Это было сравнимо с тем, как бывает, когда во время сильной грозы шум непосредственно над головой стихает; вокруг все еще гремит, но уже видно будущее там, где не было ничего, кроме ужасного настоящего.

Даже тетя Лин, казалось, на время забыла о «Франчайзе» и стала вновь доброй и заботливой, полностью сосредоточив внимание на покупке подарков ко дню рождения близнецов Леттис в Саскачеване. На обед были любимые блюда Роберта – холодная ветчина, вареный картофель, а на десерт «Браун Бетти» с густыми сливками. С каждой минутой ему становилось все труднее осознать, что сегодня та самая пятница, которой он так боялся, зная, что «Уотчмэн» готов начать кампанию против них. Муж Леттис назвал бы епископа Ларборо неудачником. Теперь Роберт и представить не мог, сколько нервов на него потратил.

В не менее чудесном настроении он вернулся в контору и в таком же настроении взял телефонную трубку, чтобы ответить на звонок Хэллама.

– Мистер Блэр, – сказал Хэллам. – Я в «Розе и короне». Боюсь, у меня для вас плохие новости. Инспектор Грант здесь.

– В «Розе и короне»?

– Да. И у него с собой ордер.

Мозг Роберта словно отказался соображать.

– На обыск? – непонимающе спросил он.

– Нет, на арест.

– Нет!

– Боюсь, это так.

– Быть не может!

– Полагаю, для вас это шок. Должен признаться, я и сам не ожидал.

– Хотите сказать, ему удалось найти свидетеля? И тот все подтвердил?

– У него их двое. К делу не