Бычья гора - Брайан Панович

у окна, до сих пор ни разу еще не спросил про бинты и, казалось, не обращал внимания на ее грязную джинсовую рубашку и пропитанный потом топик. Возможно, это далось ему нелегко, но он не пялился на ее сиськи, за что она была ему благодарна. Последние несколько миль она несколько раз ловила его взгляд исподтишка на своих худощавых белых ногах. Раньше ей нравилось, когда на нее пялились, это заставляло ее чувствовать себя красивой. Но теперь ее от этого тошнило.

– Спасибо, нет.

Флорида сунул арахис обратно в рюкзак, закрыл клапан и тщательно застегнул ремешки.

«Ага, надо бы поосторожней, когда едешь с шлюхой», – подумала она и пожалела, что отказалась от орешков. На самом деле, она умирала с голоду.

– Как хочешь, – сказал он, – но вид у тебя голодный.

– Да нет, – солгала она, – просто утром немного живот прихватило.

– Пытаешься слезть с иглы? – спросил он совершенно обыденно, будто о погоде или футболе. Энджел отодвинулась к окну и медленно прижала к себе руки, пытаясь скрыть почерневшие вены, покрытые дорожками уколов.

– Да нормально, – сказал Флорида. – Я не сужу, да и вообще. Как по мне, так это круто, что ты хочешь изменить свою жизнь. Кстати, меня зовут Хэтти, – он протянул Энджел свою пухлую руку. Она пожала ее так, будто она слеплена из собачьего дерьма.

– А я Энджел.

– Рад знакомству, Энджел. Ты домой или из дома?

– Домой.

– Класс. Круто. А у меня приятель в Пенсаколе, который женится через несколько дней. Хочу тусануться по заливу и немного подзагореть перед свадьбой.

Энджел чуть не рассмеялась. У этого парня было столько же шансов загореть, сколько у нее вернуть себе девственность. Ей было вообще все равно, куда собирается Хэтти. Она всего лишь хотела поспать пару часиков и проснуться в новом, чуть менее дерьмовом месте. Но Хэтти не собирался оставлять ее в покое.

– Ты не против, если я спрошу, что у тебя с лицом?

– Против, – вырвалось у нее чересчур быстро и резко.

– Да все нормально. Это я так, для поддержания разговора. Уже молчу.

Энджел почувствовала укол вины, что так накинулась на парня. В конце концов, она была вся перебинтована, так почему бы и не спросить?

– Ладно, слушай, извини. Не хотела хамить. Недавно я вляпалась в… неприятности, и теперь просто пытаюсь от них свалить – как можно быстрей.

– Ничего себе, хреновое дело.

– Так и есть.

– А с чего ты вообще приехала в Джексонвилл?

Она рассмеялась. Вот сидит она, избитая, забинтованная, плохо одетая, покрытая синяками и следами от уколов, не принимавшая душ более недели, и ей все равно неловко отвечать на этот вопрос. Энджел впервые посмотрела на Хэтти. Если бы она не испытывала такого стыда и отвращения к себе, он показался бы ей даже симпатичным. Такой, типа Питера Пэна. Однако, должна была она признать, ей было приятно поговорить с порядочным парнем.

– Да по дурости.

– Если ты можешь так вот взять и уехать в другой штат, то это точно не глупость. Расскажи?

– Хотела стать певицей.

– Певицей?

– Да. Я ж говорила тебе, что это глупо.

– Почему глупо? Круто. Я вот вообще ни в одну ноту попасть не могу. А в каком стиле?

– Рок-н-ролл, типа. Еще кантри немножко.

– Как Линда Ронстадт? Обожаю ее.

– Да, вот типа того, – сказала Энджел. Она немного оживилась. Никто и никогда не хотел разговаривать с ней о музыке. Чаще всего просто закатывали глаза. – Мне нравится Ронстадт, но хотелось бы чуть пожестче. Ближе к Дженис Джоплин, понимаешь?

– Как то, что она делала с «Биг бразер энд холдинг компани»?

– Ну, – теперь Энджел было по-настоящему интересно. Мало кто из тех, с кем ей приходилось общаться, имел представление о музыке, которую она слушала. Из-за улыбки на ее лице раны начали пульсировать. – Но мне хотелось делать это по-южному, ну, как если бы Дженис пела с «Ленэрд Скинэрд». Что-то типа того.

– Поэтому, значит, ты поехала в Джексонвилл, а не в Калифорнию?

– Да. Мне казалось, что в их родном городе ко мне придет вдохновение. Думала, что-то эдакое и мне передастся.

Хэтти расстегнул свой рюкзак и снова предложил ей арахис.

На этот раз она согласилась. Она отправила в рот целую горсть, но тут же пожалела об этом. Жевать было больно.

– Знаешь, у тебя еще может получиться.

– Получиться что? – осторожно спросила она уголком набитого рта.

– Добиться всего этого. Ты ведь еще можешь вернуться.

Энджел дожевала, прежде чем ответить.

– Нет, – сказала она, – нет, не могу. – Ей вдруг стало холодно, она крепко обхватила себя руками и опять уставилась в окно. – Все… изменилось, – закрыв глаза, она подумала о еще одной сделанной глупости. За три месяца, что она работала на Пепе, она, по крайней мере, заставляла клиентов надевать резинку. Либо успевала сначала поставить одну из этих дурацких губок. А этот ублюдок, Гарет, так его называл Пепе, отказался. Она была слишком испугана, чтобы спорить… Нет, испугана она не была. Просто он ей понравился, поэтому она уступила. Какой же идиоткой она была. Как обычно.

– Ты в порядке? – спросил Хэтти.

– Да, все хорошо, – ответила она.

– Я просто не понимаю, что мешает тебе сделать еще одну попытку. Ты ведь довольно красивая, знаешь?

Энджел сразу же остро почувствовала, как мало на ней одежды. Она старалась не показать этого, но инстинктивно немного съежилась на своем сиденье.

– Спасибо, – сказала она вежливо, но холодно. Сама виновата, что ему таки удалось ее разговорить. И вот теперь начинается.

– Я хочу сказать, что у девушки с твоей внешностью и фигурой все должно получиться, – Хэтти легонько провел пальцем по ее гладкому бедру. Энджел съежилась еще сильнее.

– Ты даже не знаешь, умею ли я петь, – сказала она. Ей хотелось плакать.

– Уверен, ты поешь как ангел. Тебя же поэтому так и назвали, да?

Энджел уставилась на мельтешение проносящихся мимо деревьев и дорожных указателей.

– Меня не так зовут, – сказала она. – Просто кое-кто решил, что мне подходит это имя. На самом деле я Марион.

– Марион – тоже красиво. Красивое имя для хорошенькой девушки. – Еще одно прикосновение пухлого пальца к ее бедру. Он поерзал на сиденье, чтобы прижаться к ней ближе. Она подумала, что ее сейчас вырвет. Два месяца назад она заорала бы и дала ему по яйцам, но сейчас она никак не могла избавиться от воспоминания о том мужчине в отеле, Гарете Берроузе. Он ведь чуть не убил ее. Теперь оно навсегда останется с ней, напоминая о ее никчемности. Какой же беспомощной она была на самом деле.