Четвертая подсказка - Кацухиро Го

Обналичить свой выигрыш мне тоже было страшно, и в итоге я просто выбежал из заведения. Кошелек был выпотрошен, и если б на следующий день не было бесплатной раздачи еды, я, возможно, умер бы от голода. Вот почему я не играю в азартные игры. Я не буду радоваться, даже если выиграю. Понимаете меня? Есть люди, которые не выносят, когда им везет. Это такой тип запуганных людей, которые избегают удачи… Кстати, о чем мы говорили? Ах да, о вони. Так вот, у нас есть возможность обливаться водой, у нас есть сменная одежда. Если потребуется, можно устроить стирку, но все это бесполезно. Запах уже прилип к нам. Можно сколько угодно мыться, можно удалять запах, но никакого толка не будет. Я думаю, это – запах гнили. Запах гнилой души, который сочится из каждой нашей клетки. Поэтому с вонью ничего не поделать.

Судзуки усмехнулся, показав свои зубы. Их нельзя было назвать совершенно белыми, но и желтизны на них не было.

– Господин Киёмия, вы ведь тоже не любите, когда воняет?

– Не могу сказать, что люблю. Однако, господин Судзуки, даже если это так, существует система социального обеспечения, которая, насколько это возможно, позволяет жить примерно так, как живут остальные люди. Система того самого общества, которое вы отрицаете.

– Да, совершенно верно! Если потребуем, мы получим и то и это, получим самые разные вещи. За это мы очень благодарны. По-настоящему благодарны. Но, господин Киёмия, есть только одна вещь, которая людям вроде меня не может быть дана. Вещь, до которой социальное обеспечение дотянуться не может. Надеюсь, вы понимаете, что я не прошу подарить мне «Кадиллак», суп из акульих плавников или Шэрон Стоун? Мне с самого начала не нужна эта роскошь.

Судзуки положил сжатые в кулак руки на металлический стол, и Киёмия затаил дыхание. Только сейчас он заметил, что указательный палец его правой руки поднят вверх. Скрещенные руки Киёмии напряглись. Поднятый вверх палец – знак подсказки. Загадка началась? Когда он успел поднять палец? Где? Что было подсказкой?

– На улице живут самые разные люди – молодые и старые, мужчины и женщины. Люди жизнерадостные, люди не омраченные, добрые люди и такие, которые могут все начать сначала. Удивительно, но от этих людей не исходит запах гнили. Даже если от их тела исходит ужасный запах, он находится в пределах того, что можно вынести, просто зажав нос, и нет ощущения, что он проникает внутрь через кожу. Наверное, это тот случай, когда запах можно с себя смыть. То есть до гниения дело еще не дошло.

Палец Судзуки оставался поднятым.

– Однако разобраться в этом сложно. Для быстро проходящих мимо служащих и мамочек и тот и другой запахи, наверное, одинаковы. Они, вероятно, думают, что разница тут меньше даже разницы между мандарином и апельсином. Хотя на самом деле «все в порядке» и «уже ничего не поделать» – разные вещи. – Судзуки внезапно покрутил указательным пальцем, нарисовав в воздухе круг. – Я из тех, с кем уже ничего не поделать. Замена моих клеток уже завершена. Со мной уже произошла метаморфоза. Так же, как и с моим животом: в исходное состояние ему вернуться уже не получится. Неважно, буду ли я погружаться в горячие источники и мазаться духами – вонь останется. Неважно, буду ли я жить в доме и будет ли у меня возможность ездить на такси. От этого ничего не изменится. Ни малейшей возможности измениться у меня не осталось.

Палец Судзуки резко остановился.

– Я думаю, «возможности» – прекрасное слово. Но одновременно это и жестокое слово, не так ли? Дожив до своего возраста, я понимаю это. Хорошо понимаю. Возможностей становится все меньше и меньше. Наверное, поэтому я и не могу безотрывно смотреть на старания игроков школьных бейсбольных команд, на их пот и усилия. Это, можно сказать, из-за разницы в наших возможностях. И это действительно жестоко. Нет даже малейшего намека на помилование.

Киёмия напряг свои нервы. Его уши следили за голосом Судзуки, глаза – за его пальцами. Следили и за зрачками Судзуки позади пальцев.

– Наше поколение кишмя кишит людьми, испорченными страстью к материальным благам. Автомобили, наручные часы, брендовые сумки, собственные дома… Это было время людей, которых называли служащими до мозга костей. Похоже, что сегодняшняя молодежь уже не такая. Молодежь, похоже, считает, что смотреть время на смартфоне и носить одежду массового производства – проявление хорошего вкуса. Они могут питаться готовыми обедами из круглосуточных магазинов, могут заявлять, что в любви и в браке плохой показатель затраты-эффективность. Я до сих пор не могу усвоить, что это такое – «показатель затраты-эффективность». Они считают, что терять что-то – зло. Считают, что разумный выбор не в том, чтобы прилагать усилия для обретения чего-то, а в том, чтобы что-то не потерять. Но при таком выборе возможностей станет меньше. Их будет становиться все меньше и меньше. Даже если небо и земля перевернутся, я не стану тем, от кого фанатеют тинейджеры. И в игрока школьной бейсбольной команды я тоже не превращусь. Мне ведь сорок девять лет. Я не тинейджер. В том возрасте, когда тебе все под силу, свобода ничегонеделания, наверное, выглядит классно. Но человеку среднего возраста, когда он уже ни на что не способен, становится больно оглядываться на сорок девять лет, за которые ничего не было сделано. Ты не хочешь смотреть в лицо этой реальности, тебе становится страшно, и, вероятно, поэтому ты пьешь алкоголь. В этот момент ты можешь расслабиться. Можешь совсем чуточку насладиться ощущением притока крови. Почувствовать, что живешь.

Второй палец еще не поднялся.

– Иногда бывает, что я пью днем в те дни, когда нет дневных бейсбольных матчей. Период проведения Косиэна [50] – особенное время. Бейсбол смотреть хочется. Безотрывно на молодость смотреть не хочется. Поэтому я смотрю эти матчи, обманывая себя алкоголем. Правда, где-то в середине второй игры засыпаю. Это как раз то, что мне нужно. Я прихожу в хорошее настроение и думаю: «Мне до ваших стараний, ребята, нет никакого дела». Да, это ненормальное восприятие, но думаю, это есть у каждого. Просыпаясь, я испытываю чувство греха и тщетности своих усилий. И грустное чувство оттого, что я такой никудышный человек.

Судзуки не отводил взгляда.

– Но с недавних пор у меня появилась проблема. Снаружи моего дома в дневное время по будням стали доноситься бодрые поющие голоса. У нас построили то ли детский сад, то ли ясли – в общем, что-то в этом роде. Обычно это не проблема, приятно слушать