Четвертая подсказка - Кацухиро Го

– Но вот меня законы не спасли, – произнес Судзуки. Киёмия почувствовал легкий запах, идущий от его тела. – И общество и нормы тоже. Люди в глубине души рассуждают скорее противоположным образом: «Мы не нарушаем никакие законы, когда тебя игнорируем, когда не имеем с тобой дела и не смотрим в твою сторону. И значит, ничего плохого в этом нет. Если ты умрешь в одиночестве, умрешь под забором или станешь маньяком-убийцей, к нам это никакого отношения не имеет». – Судзуки развел руками, показывая: «С этим ничего не поделать». – Они действительно к этому отношения не имеют. Такой у них принцип: «За все отвечаешь ты сам». Совершенно правильный принцип, у меня нет ни слова возражения… В общем, я решил относиться к этому так: «Стало быть, тогда и мне до вас тоже нет дела». Можно ведь? Мы люди, которым плевать друг на друга. Прекрасная форма равноправия.

Киёмия молча выслушал логику Судзуки. В ней была доля правды. Но в конце концов это всего лишь ее доля. Не то, что может всерьез произносить здравомыслящий взрослый человек. Не должен произносить всерьез.

– Но знаете, господин Киёмия, мне это не нравилось. Мне чего-то не хватало. Я не хотел, чтобы мы всегда оставались чужими людьми, которым нет дела друг до друга.

– И поэтому вы все это устроили?

Судзуки с непонимающим видом удивленно покачал головой. Вспомнились знаменитые слова: «Каждый в своей жизни может стать знаменитым на пятнадцать минут». Этот афоризм, принадлежащий американскому художнику [46], можно трактовать как иронию в отношении «преступления как спектакля». Продолжение у афоризма такое: «Дольше, чем на пятнадцать минут, вряд ли получится».

Это бесплодный разговор. Разговор о балансе между обретениями и потерями совершенно иррационален.

– Господин Киёмия, вы запрезирали меня? Решили, что я недалекий?

– Нет, это не так.

– Вам не нравятся бедняки? Не хотите принимать извращенный норов неимущих людей?

– Вовсе нет…

– Ладно, я ведь не против. Это само собой разумеется. Смотрите, есть ведь бездомные люди, верно? Некоторые называют их людьми, живущими на улице. Таких, как они, никто не любит. Их считают убогими и страшными. Это и понятно: люди, которые с самого своего рождения только и жили что на улице, составляют явное меньшинство. Есть, наверное, причины, почему они стали такими. Дамы и господа, живущие обычной жизнью, смотрят на них через розовые очки и задаются вопросами: «Что же с ними такое случилось? Что они такое натворили?» С этим ничего не поделать. Но, господин Киёмия, я думаю, эти их рассуждения – не более чем отговорка задним числом. Больше всего им в бездомных не нравится не их внешний вид и не их человеческие качества. Им не нравится то, что от бездомных воняет. Воняет ото всех без исключения… – Судзуки с возбуждением продолжил: – Так оно и есть. Они же люди, живущие на улице. Летом они потеют, да и зимой их не хранят в замороженном виде. Пока они живы, у них обязательно будет идти обмен веществ, правильно? Ничего удивительного, если они на много-много дней забыли о том, что такое ванна. Полно таких, которые круглый год носят одну и ту же одежду. Что ни делай, все равно от тебя будет вонять. А когда речь идет о вони, тут разуму нет места. Это физиологическое явление. Смотрите, в живописи ведь есть знаменитые картины, где изображены ужасно невзрачные бедняки? Есть даже картины с трупами, да? Они жуткие, от них возникает неприятное чувство, но при желании можно смотреть на них часами. Однако подумайте, что будет, если картины будут вонять? Что было бы, если б фильмы, в которых показывают трущобы, источали бы ту же вонь, какая есть в этих местах? Вонь грязи и нечистот. Смогли бы вы спокойно сидеть на своем месте? Неподвижно сидеть перед телевизором? Не получится. Если что-то воняет, с этим ничего не поделать. В случае звука можно закрыть уши, а вот с вонью так не выйдет. Как бы сильно вы ни зажимали нос, вонь проползет внутрь – и через кожу, и через слизистые оболочки. Я хорошо это знаю. Вонь привычна для меня. Да, это так, мне стыдно за это, господин Киёмия. Да, я, говорящий все это, тоже был одним из таких людей. Да и сейчас в общем-то все обстоит так же, – смущенно добавил Судзуки. – А вы знаете, господин Киёмия, что дома из картонных коробок или из синей пленки [47] на удивление хорошо обустроены? Они и мебелью основательно обставлены. Бывают в них даже ковры. Я в прошлом слышал от одного дедушки, моего старшего товарища, что стало больше качественных крупногабаритных отходов. Я звал его Большой Учитель, и он научил меня мерам по защите от дождевой воды и способам переносить сильную жару. В таких жилищах есть и много бытовой электротехники: магнитолы, обогреватели и тому подобное. А что касается электричества, его – прошу простить меня – в разных местах берут взаймы. Умелый человек, грамотно пользуясь подобранными предметами, может и зажить прямо как хозяин замка [48].

Судзуки схватил пластиковую бутылку, словно внезапно вспомнив о ней, и отпил глоток воды. Кадык на его толстой шее дернулся. Затем он зажал руки между ляжек и резко подался вперед.

– И о самом главном – о мытье. Я только что высказался об этом несколько преувеличенно, но на самом деле это вполне осуществимо. Конечно, рассчитывать на душ не приходится, но водопроводом в парке воспользоваться можно. То же самое и одежда – в продаже есть много дешевых новых вещей. Мы ведь тоже, бывает, имеем какие-то деньги – занимаемся поденным трудом, собираем алюминиевые банки и выполняем другие малопонятные подсобные работы. Правда, бо́льшая часть денег уходит на еду и выпивку. Многие проигрывают свои деньги в азартные игры. Но это не для меня. Я не вижу в них ничего приятного. Только один раз я играл в патинко [49]. Меня заманила реклама воскресных суперскидок. С утра я выстоял очередь, потом сел за автомат, просто подражая другим игрокам, и поставил все те жалкие деньги, какие у меня были. И вдруг я крупно выиграл. Раздался громкий-громкий звук, засверкала иллюминация… Я совсем не ожидал, что что-то выиграю, поэтому был совершенно ошарашен. У меня началась самая настоящая паника. Мне стало страшно. Казалось, что я совершил что-то плохое, и молился, чтоб скорей закончилась эта свистопляска.