Девушка из спасательной шлюпки - Эйлин Энрайт Ходжеттс

Джоанна Шарп наверняка изучит список пассажиров вплоть до самого последнего имени в третьем классе, но вряд ли станет читать список членов команды.

Он взошел на борт последним нанятым в порту. Хорошо, что на «Титаник» срочно понадобился кочегар. Салливан и не подозревал, что стремление деда восстановить справедливость приведет его в самое чрево корабля, где жар столь нестерпим, а воздуха столь мало, что человеку приходится раз в несколько минут вдыхать прохладный воздух через трубу, если он не хочет свалиться с ног от теплового удара или нехватки кислорода. Салливан считал, что ему по силам любой труд, пока не отработал первую вахту, изо всех сил питая сразу четыре топки углем, который уже начинал тлеть.

Внезапный приказ погасить топки кочегары восприняли как долгожданную передышку. Судя по всему, наверху что-то случилось, но едва ли что-то серьезное. Такого на «Титанике» просто не может быть! На несколько блаженных мгновений Салливан прекратил изнурительную работу, а потом… А потом переборка не выдержала, и проблема пожара в угольном бункере решилась раз и навсегда.

Им не требовалось распоряжения офицера, чтобы понять, что пора бежать к трапам. Салливан понимал, что надо попытаться сесть в шлюпку, но он не забыл свою главную задачу. Джоанна Шарп должна выжить.

Перед его глазами все еще стояло ее потрясенное лицо, когда он поднимал ее в шлюпку.

– Ты? – прошептала она.

– Да, я, – подтвердил он.

Он наблюдал за шлюпкой, пока та спускалась дюйм за дюймом к воде, потом развернулся и присоединился к мужчинам, оставшимся на борту. Кто-то из них уже успел напиться. Большинство сдались. Но он сдаваться не собирался.

Салливан встряхнулся, отгоняя воспоминания о той долгой холодной ночи. Теперь он снова в Англии, и нужно придумать новый план. А пока что он наблюдал за горничными, приходившими в себя после общения с полицией.

Ему было жаль, что старшая сестра Дейзи оказалась втянутой в неприятную историю. В этой женщине проступало природное достоинство, и Салливан мог поклясться, что она и понятия не имела, что натворила ее сестра и почему их обыскивают. Затем он стал изучать лицо младшей. Та была явно озадачена. Но при этом явно испытывала облегчение – ведь она ожидала ареста, но полиция не нашла улик. И, похоже, была так потрясена своим спасением, что до сих пор не осознала, кому она им обязана. Даже не смотрела в его сторону. Что ж, она была не самой смышленой девушкой из тех, кого ему приходилось встречать. Но, надо признаться, одной из самых миловидных. Она напоминала маленькую петарду. Ее кудряшки казались физическим воплощением ее характера, словно кипучая энергия ее безумных мыслей каким-то образом передавалась ее волосам.

Салливан не сожалел о том, что отверг ее предложение в ту последнюю ночь на палубе. Он даже не был уверен, что она сама понимала, что предлагает. Возможно, она видела в нем здоровенного, уродливого, дурно воспитанного кочегара, но он-то знал, кто он такой. И знал, что не относится к числу тех мужчин, которые готовы воспользоваться ситуацией. А ведь на его месте мог оказаться другой мужчина, придерживавшийся совершенно других взглядов.

Ладонь нащупала сверток в кармане. Пора было вернуть Дейзи ее имущество. Тут он себя поправил. Ему было прекрасно известно, что имущество на самом деле не принадлежало Дейзи, но было вполне возможно, что теперь оно не принадлежало никому. Владельцы этих вещей, скорее всего, покоились на дне океана. Они в этом больше не нуждались, а вот ей это еще пригодится.

Он оттолкнулся от стены и неспешно подошел к сестрам.

– Я отнесу ваши сумки, – предложил он.

Высокая и тихая старшая сестра посмотрела на него, и он понял, что она его подозревает. Она не знала точно, что случилась, но понимала, что без его участия дело не обошлось.

Дейзи гневно посмотрела на него.

– Я сама могу нести свою сумку. Спасибо!

– Пусть он несет сумки, Дейзи, – покачала головой Поппи.

– Нет.

– Пусть он несет сумки, – тихо, но твердо повторила Поппи.

Дейзи надула губки и бросила сумку к ногам Салливана.

– Несите, если хотите, – выпалила она и устремилась следом за мисс Стап.

– Не знаю, что вы сделали и зачем, но спасибо, – сказала Поппи.

Радуясь тому, что не придется возиться с застежками на сумке Дейзи, Салливан сунул руку в карман и достал сверток.

– Решайте сами, что с этим делать, – сказал он и вложил сверток в ладонь Поппи.

В бледно-голубых глазах Поппи выступили слезы.

– Что это? Что она натворила?

– Это вы у нее сами спросите, – покачал головой Салливан.

Поппи устало кивнула, утерла слезы и слабо улыбнулась ему, хотя лицо ее было по-прежнему полно печали. Салливан решил, что кто-то ее очень сильно обидел.

Он посмотрел, как она открыла сумку сестры и сунула сверток внутрь, потом взял обе сумки и направился за Поппи через дверь, которая вела на улицу, во дворик, где уже дожидался, пыхтя двигателем, омнибус в сопровождении полицейских машин.

Мисс Стап стояла на платформе с довольным видом, держась за кондукторский вертикальный поручень.

– Садитесь, дамы. Мы едем в гостиницу «Дюк оф Корнуолл». Я не могла допустить, чтобы мы здесь задерживались. В «Дюк оф Корнуолл» нас разместят в номерах, а завтра мы отправимся в Саутгемптон. Поторапливайтесь!

Салливан постоял во дворике, пока омнибус не скрылся из вида, проехав мимо орды родственников и репортеров, толпившихся по обе стороны от дороги за полицейским заграждением. Он сунул руки в карманы и подумал, не пройтись ли немного. Нужно размять ноги после долгого морского путешествия, а потом, может быть, разминка превратится в прогулку, а прогулка – в поход… Но не успел Салливан сделать и нескольких шагов, как путь ему преградила пара полицейских.

Он был пленником. Они все были пленниками. Двор кишел полицейскими, а зал ожидания – юристами. Он подумал о троице представителей профсоюза, которые добились того, чтобы их приняли на портовый тендер. Неужели они в самом деле считали, что смогут как-то изменить ситуацию?

Он понятия не имел, что происходило на следствии в Нью-Йорке, но прекрасно знал, что происходит в Плимуте. «Уайт стар» лихорадочно пыталась спасти свою репутацию. Он подумал о том, какую компенсацию получат члены экипажа, которые готовы сказать то, что от них требовалось, и каким будет наказание для тех, кто будет говорить лишь то, что видел собственными глазами.

Когда Салливан вернулся в здание вокзала, то увидел стоящую в дверях троицу представителей профсоюза.