Пропавшая в сумерках - Анна Аксинина

присутствовали во всех домах. Не ожидал, что от керосина так быстро запылает кабинет. Спустившись вниз, я на всякий случай вылил на пол содержимое второй лампы, которая стояла у входной двери. Я выскочил в сад и запер входную дверь. В саду было тихо. На втором этаже в кабинете Юрия Геннадьевича на окнах уже играли всполохи огня. Я крепко сжимал в руках синюю папку и того самого, бронзового коня. Я метался по саду. Беседка в дальнем конце сада! Огонь не доберется сюда. Я засунул синюю папку вместе с бронзовым конем под дощатый пол, закрыв какой-то доской. Все!

Теперь бежать. Я несся, не разбирая дороги по лесной тропинке. Убежать! Убежать! Они меня не поймают!

Запнувшись о какую-то выбоину, я упал. И тут меня как громом ударило: Ирина!

Я вскочил с травы, и выбежал на дорогу. Над деревней плыл звон набата: били чем-то железным о рельсу в центре деревни. Люди бежали в сторону дома Гориных. Я вклинился в толпу и понесся вперед.

«Ирина! Что же я наделал. Господи! Сделай, чтобы она была еще жива!»

Я кричал и бежал так, как никогда не бегал раньше. Дом пылал. Вокруг стояли зеваки. Кто-то пытался развернуть садовый шланг, кто-то из бочек ведром безуспешно плескал водой. Второй этаж уже весь был охвачен огнем. Горела часть дома около входной двери там, где я разлил керосин из второй лампы.

Дым валил из окна Ирины. Присмотревшись, я заметил слабый силуэт в окне. Она стояла на подоконнике, сжимая в руках прутья железной решетки и кричала. Жива! Я схватил лом, стоящий около бочки, стянул с себя рубаху. Намочив рубаху в бочке с дождевой водой, обмотал себе голову. Жар обжигал тело и руки.

– Сгоришь! Не лезь в огонь! – Кто-то больно схватил меня сзади, пытаясь оттащить от дома.

– Отпустите меня, я хочу сгореть вместе с ней!

– Дурак, сейчас вот-вот крыша рухнет, пропадешь!

Я ударил державшего меня ногой в пах. Он выматерился, но выпустил меня. Я бросился в пекло.

«Ирина! Держись! Я спасу тебя!»

…Я очнулся в больнице. Белые стены, белый потолок, белые халаты. Руки и плечи замотаны бинтами. Больно смотреть. Жжет под повязкой.

– Смотри, очнулся. Сейчас доктора позову, – откликнулся чей-то голос.

– Как она? – спросил я в пустоту.

– Живая. Здесь она, в больнице. Обгорела сильно, но врачи сказали, что выживет. Лежи! Куда ты? Тебе нельзя вставать.

– Я хочу увидеть ее.

– Нет, не положено!

Чьи-то сильные руки прижали меня к кровати. Проваливаясь в темноту, несколько раз повторил: «Живая, живая. У меня получилось, я вытащил ее!»

Я сижу в коридоре у ее двери. Меня не пускают к ней. Медсестра, злюка, постоянно кричит и загоняет меня в палату. Но я упорно перебираюсь на свой пост. Однажды врач разрешает мне зайти к ней в палату. Боже мой! Ее лицо все в бинтах, одни глаза выглядывают, забинтованы руки, тело укрыто по шею простыней. Неожиданно она открывает глаза.

– Милая моя, как ты? Ты слышишь меня? Я люблю тебя, Ирочка! Знай, я всегда любил только тебя!

Синий глаз бессмысленно смотрит на меня.

– Молодой человек, не надо волновать больную. Она сейчас на обезбаливающих, вас не слышит и не понимает.

– Доктор, она выживет?

– Надеюсь.

К Ирине приехали родственники из Москвы: дядя и тетка. Дядя один раз зашел в больницу и занялся делами. А тетка безвылазно сидела у Иры в палате. Однажды она обратила на меня, сидящего под дверью в коридоре, внимание:

– Это кто такой? – спросила она у медсестры, заходя в палату к Ирине.

– Ой, это такая романтическая история. – Заливалась соловьем медсестра. – Парнишка ее любит без ума. Когда начался пожар он как раз из города приехал. Услышал, как звонят в рельсу, и побежал сразу к их дому. А там огонь уже, и она стоит на окне, руки в решетку протягивает. Его держали, а он закричал: «Не хочу жить без нее», – и в огонь бросился. Ломиком решетку вывернул и в горящую комнату сиганул. Но донести не смог. Из окна вытащил, и упали они оба. Чуть не сгорели. Мужики из шланга водой поливали, чтобы их от огня оттащить. Так на скорой и привезли их вместе в больницу. А он, как в себя пришел, сидит сутками у ее комнаты.

– Так пусть войдет, он же ей жизнь спас. Как тебя зовут?

– Аркадий.

– Заходи. Ирочка уже разговаривает.

Мировая у Иры оказалась тетка! Нина Глебовна разрешила мне заходить к Ире в палату, когда захочу. Я садился на пол у ее кровати, осторожно гладил забинтованную руку. Когда Ирочка не спала, рассказывал анекдоты, разные веселые и занятные истории.

Нина Глебовна, относилась ко мне очень благосклонно. Ее поразило, что я, рискуя жизнью, бросился в огонь спасать Иру. Племянницу она обожала. Когда Ирочка спала, мы потихоньку беседовали с Ниной Глебовной. И я понял, что у нее не сложились отношения с собственными детьми. Дочь чем-то глубоко обидела ее, и сын не оправдал надежд. Ирина, оказывается, часто гостила у них в Москве. И Нина Глебовна и ее муж, Валентин Геннадьевич, очень тепло относились к Ирине. А после такого ужасного несчастья в семье Иры, они оба готовы были принять Ирину в свою семью, как дочь.

Нина Глебовна делилась со мной планами. Как только позволят врачи, Ирину увезут в Москву. Она будет проходить реабилитацию у лучших специалистов, тем более, что ей предстоит перенести несколько пластических операций. Средств и сил ради выздоровления Иры они не пожалеют. А в институте ей оформят академический отпуск на год. Я понимал, что потеряю Ирину навсегда.

Иногда приходила мысль, что это же я виновник несчастья в семье Иры. Я – убийца! Я – убил отца, мать и сестру Ирины! Но я отгонял прочь плохие мысли. Что случилось, то случилось. Как бы я ни хотел повернуть иначе – прошлого не вернуть. И надо забыть, не вспоминать и жить дальше.

Меня выписали из больницы под наблюдение местного врача. Не заходя домой, я пошел на пожарище. Боже, как было страшно смотреть на разрушенный дом, на закопченный фундамент. Обгоревшие черные деревья навевали ужас страшных сказок.

А беседка уцелела. Она стояла на самом дальнем конце усадьбы, и огонь до нее не добрался. Я засунул руку под пол, отодвинул доску, которой прикрыл папку и бронзового коня. Но под доской ничего не было!

Я встал на четвереньки, лег на землю. Под беседкой было пусто. Я покрылся холодным потом: «Кто же забрал папку?» Что-то мохнатое