Пропавшая в сумерках - Анна Аксинина

– Она нравится? А я?! Ты уже забыл, что ты мне говорил?

– Ира, прости меня! И забудем, что я тебе говорил. Я уезжаю завтра в город, выхожу на работу. Пойми, разные у нас с тобой дороги. Прощай!

Она резко встала, развернулась и ушла. Я еле сдерживал себя, чтобы не броситься за ней вслед. Вечером я уткнулся лицом в подушку и плакал, как маленький.

Я снова вернулся на работу в областной суд. На выходные, как на казнь, я приезжал домой, в деревню. Мне было невыносимо находиться так близко от нее и не сметь подойти к ней. Я несколько раз видел Ирину издали, мне не показалось, что она сильно скучает обо мне.

Дни и ночи я думал, как бы мне забрать ту папку с документами. Я строил планы, как мне пробраться на дачу Гориных, как открыть сейф. Фантастические планы роились в моем воображении. Но постепенно реальные черты стали просматриваться в моих прожектах. В столе у матери я нашел остатки таблеток, которые она давала бабе Марине. В справочнике я прочитал все об этом препарате. Таблеток хватило бы усыпить все семейство Гориных. А там бы я пробрался в дом, открыл сейф ключом и забрал бы папку. Но как их заставить выпить снотворное?

Однажды в субботу я приехал домой. Матери, как всегда, не было дома, но в холодильнике для меня стоял суп в кастрюльке, сметана и даже полукопченая колбаса. Мать всегда припасала мне то сосиски, то колбасу. Суп я разогревать не стал, а колбасу порезал и сделал себе пару бутербродов. Сидел, жевал, а у Шумиловых громко ругались. Я понял, что некому было отнести молоко в Ромашино. Коров у нас держали многие, летом дачники бешеные деньги платили за молочко. А у Шумиловых коров было целых три. Ругань за забором закончилась тем, что с молоком отправили Катьку. И тут я уловил слово «Горины». Вот это шанс! Я быстро сунул в карман рублевку, вспомнил о собаке и прихватил пакетик с остатком колбасы. Через окно я выскочил на улицу и огородами пробежал в переулок. Догнал Катьку. Она еле тащила двухлитровую банку молока. Я остановился около нее.

– Далеко собралась?

– В Ромашино.

– А что, кроме тебя некому молоко отнести.

– Не-а! У деда спина болит, теть Нюра в городе, а мамка ногу потянула. Ванька с Витькой на речку убежали. Вечером их выпорют.

– А кому молоко несешь?

– Гориным! Каринка у них сейчас живет! Я ее видала там. И платье у нее новое. Красивое!

– Ой, а что это? – Я нагнулся и, как бы, достал деньги с дороги. – Смотри, Катерина, мы с тобой деньги нашли! Хочешь конфет?

– Ага!

– Тогда дуй в магазин за конфетами, а я тут постою, молоко твое покараулю.

– Я щас!

Катька, смешно задирая тощие ноги, помчалась в магазин за конфетами. Я присел у плетня. В переулке было пусто. Я снял полиэтиленовую крышечку, налил в нее немного молока из банки. Таблетка растворилась. Я понюхал, вроде запаха нет. Взял в рот – не горько. Сплюнул, засыпал все таблетки, закрыл банку крышкой, поболтал немного и стал ждать Катьку. Она прибежала радостная, с пакетом конфет.

– Ешь!

– Нет, Катя, я уже взрослый и конфеты не люблю. А ты бери. Но ты не говори дома, что мы деньги нашли и конфет купили, а то тебя заругают.

– Не, я не скажу, а то мамка выпорет. Она сегодня злая.

Катька убежала. Я пробрался к даче Гориных. Один прут в ограде отходил. Через него мы с Ириной ходили на пляж, чтобы сократить путь к реке. Я осторожно проник в сад и спрятался за кустами сирени. Незаметный, я созерцал вечер в семействе Гориных. Вот силуэт Ирины промелькнул в окне. Она подняла вверх руки и до боли знакомым жестом собрала волосы в «хвост». Как бы я хотел сейчас прислониться к ее головке, поцеловать ее волосы.

Сам Юрий Геннадьевич собственной персоной пожаловали на веранду. Он разливает молоко в бокалы. Я затаил дыхание: пьет! Светлана Васильевна сидит в глубине веранды. Она всегда и во всем следует за мужем. И ежевечерний семейный ритуал поддержит. Я не сомневаюсь. Выбежали Карина с Ириной. Подошли к матери, что-то рассказывают, жестикулируют. Я приподнялся, чтобы лучше рассмотреть Ирину. И тут залаял Джульбарс. Залаял он лениво, я у него уже стал ассоциироваться со своим. Но вроде, как и непорядок – посторонний в саду. И пес для порядка тявкнул, как долг исполнил. Я зарылся поглубже в кусты. Пес замолчал. Никто из Гориных внимания не обратил на собаку. Разошлись, свет погас. Я прикидывал, когда же подействует лекарство? Кто знает. У матери бы проконсультироваться перед этим, да нельзя.

Джульбарс подошел ко мне. Я достал припасенную для него колбасу. Он проглотил ее, и обслюнявил мне все джинсы. Я легонько почесывал ему за ушком. Он блаженно развалился на моих коленях. Ноги затекли. Пора.

Я встал и вдоль стены прошел на веранду. Дверь закрыта. Я спустился с крыльца и пошарил под половицей. Запасной ключ был на месте. Ирина, как всегда, забыла его забрать. Все, я в доме.

Лестница противно скрипела, но я утешал себя, что никто не слышит моих шагов. Кабинет Юрия Геннадьевича. Свет пробивается из-под двери. Я прислонил ухо к двери. Тихо. Осторожно открыл дверь. Юрий Геннадьевич сидел в кресле, склонив на стол голову. Спит. Он не пошевелился, когда я достал ключ от сейфа. Вот и заветная синяя папка. Я перевел дух. Все! Она у меня в руках! Никто не сможет теперь меня шантажировать! Из института он меня выгонит! Пусть теперь попробует!

– Ах, ты говнюк! – Юрий Геннадьевич приподнял голову.– Теперь-то ты у меня намотаешь срок по полной.

– Нет! Я не хочу!

– А кто тебя спрашивает? Пойдешь, как миленький!

Юрий Геннадьевич поднялся с кресла. Его покачивало из стороны в сторону, мое лекарство действовало, правда, доза слабовата оказалась, не рассчитал. Я в ужасе смотрел, как он полез рукой в карман. Пистолет. Сейчас мне – крышка! На секунду он потерял равновесие. Я схватил бронзового коня, стоящего на полке и со всей силы ударил Юрия Геннадьевича по голове. Он повалился на бок, дернулся. Губы его зашевелились в попытке что-то сказать. Но голова упала на пол на лужу растекающейся крови.

Я замер от неожиданности. На полке стояла керосиновая лампа. В деревне часто отключали электричество, и керосиновые лампы на этот случай