Когда мы были непобедимы - Мария Орунья

Альваро Мачин испытующе посмотрел на Кристиана. Юноша умен, спору нет, но насколько он объективен? Адекватно ли он воспринимает объяснения?

– Скажите, сеньор Валье, почему вы занялись изучением паранормальных явлений? Чем вас так привлекла эта область?

Кристиан не торопился с ответом. Он отпил чаю, потер пальцем складку между бровями.

– У меня была младшая сестра. Она умерла, давно. Мне едва исполнилось семь, а ей было три года. Только вы не подумайте, что это меня травмировало на всю жизнь и что у меня от этого проблемы с социальной адаптацией, – иронично заметил он. – Но со временем меня охватило любопытство, я захотел узнать, нет ли там, по ту сторону… Видите ли, мою мать боль не отпускает до сих пор, и если жизнь по ту сторону существует… Как-то раз я увидел по телевизору американскую программу про паранормальные явления. Мне понравилось, я заинтересовался. Стал потихоньку сам изучать эту тему, покупать литературу… Так мало-помалу я начал лазить по заброшкам, по местам, где, как говорили, творится что-то странное. Со временем это стало занимать все мое свободное время.

Профессор Мачин понимал, о чем говорит Кристиан. Он и сам отчаянно жаждал найти ту мерцающую границу между мирами, за которой его ждала покойная жена. Но долгие годы поисков прошли впустую, и профессор превратился в скептика.

– Вы утверждаете, что никаких проблем с социальной адаптацией у вас нет, однако все три дня приходили на лекцию одетым полностью в черное. Можно спросить почему?

– Не знаю, мне просто нравится, – ответил сбитый с толку Кристиан. – Я всегда ношу черное.

– Мрачновато… Вам любой психолог скажет, что этому пристрастию к черному есть интересное объяснение.

Кристиан решил не спорить, просто улыбнулся и пожал плечами. Что толку препираться. Если так и дальше пойдет, профессор поставит под сомнение адекватность не только Мюриэль, но и его, Кристиана. Так что юноша вздохнул и сказал:

– Мне очень жаль, что вам пришлось потратить на меня столько времени, профессор. Но я очень благодарен вам за то, что вы меня выслушали.

– Что это вы? Прощаться собрались? А кто обещал отвести меня в заколдованный дворец?

– Но ведь вы сказали, что… Я решил, что вас это не интересует.

– Еще как интересует, сеньор Валье! У меня на вечер никаких планов. Приступим же к исследованию! – И профессор залпом допил чай.

Кристиана слова Мачина в равной мере удивили и растрогали. Он решил не терять ни секунды, вытащил телефон и позвонил Карлосу Грину. Вечером их будут ждать в таинственном зимнем саду Кинты-дель-Амо.

9

Твои кости в гробу обратятся в пыль, твое имя, слава, – все умрет, но не твоя любовь: твоя душа бессмертна и не забудет ее, если она дорога тебе.

Альфред де Мюссе, “Письмо к Ламартину”[24]

Среди антропологов бытует мнение, что человек осознает самого себя лишь в тот момент, когда видит смерть себе подобного. Валентина Редондо прекрасно знала, как хрупка человеческая жизнь, но в полной мере это осознание снизошло на нее со смертью старшего брата. Он погиб при чрезвычайных, полных драматизма обстоятельствах, и эта смерть навсегда оставила на Валентине свой отпечаток: именно тогда один ее глаз изменил цвет, придав ее взгляду странность и загадочность. В молодости Валентина словно окружила себя стенами и не пускала никого внутрь этой неприступной крепости, но Оливеру удалось смягчить ее характер. Как ни странно, сбросив броню, Валентина почувствовала себя и свободнее, и сильнее. Как это возможно, ведь она стала уязвимей? Теперь она могла легко рассказать, почему у нее разноцветные глаза, откуда эта маниакальная необходимость, чтобы все вокруг было стерильно, расставлено по местам, упорядочено. С Оливером Валентина чувствовала себя в безопасности, но никто не знал, каким трудом она вернула себе способность снова доверять людям, отпускать ситуацию. Это было результатом ее упорной работы над собой. Преображение далось ей нелегко, но зато теперь эта новая Валентина была не такой напряженной и зажатой. Впрочем, требовательность и перфекционизм никуда не делись. И то, как развивалась ситуация с Кинтой-дель-Амо, побудило лейтенанта применить весь свой холодный аналитический ум.

– Ривейро, нельзя исключать ровным счетом ничего, – сказала она сержанту, пока они шагали во дворец. – Парень из библиотеки прав, меня и правда слишком впечатлил этот особняк.

– Серхио? Мы ему не пришлись по душе.

– Не поверишь, но я его понимаю. Он думает, что мы его подозреваем, и, скорее всего, уверен, что все члены их клуба невиновны. Книга Коперника – это, безусловно, зацепка, но притянутая за уши. Нам надо поподробнее узнать, чем жила Пилар Альварес, не было ли у нее с кем ссор. Садовник пока отдельный случай. Клара, конечно, заикнулась про отравление, но сейчас официально это смерть ненасильственная. И я не вижу никого, кому была бы выгодна его кончина. Давай сосредоточимся на Пилар. Кто потенциально заинтересован в ее смерти?

– Тебе не кажется, что во всей истории слишком уж много совпадений? Тем более Пилар сама утверждала, что во дворце творится чертовщина, ни с того ни с сего включается свет, раздаются непонятные звуки. Во время допроса она упомянула, что семьи у нее нет, только кузены в Южной Америке. Сомневаюсь, чтоб у нее был жених. Ты сама видела, она очень религиозна, всего год назад была монахиней. Да и Грин говорил, что она одна в том домике жила.

– А что, если вчера она увидела нечто, чего ей видеть было не положено, и поэтому ее убили? – предположила Валентина. Они почти подошли к воротам. – Позвоню-ка я Камарго, он же ее вчера допрашивал.

Она набрала номер капрала, который взял трубку после второго гудка и подтвердил ее гипотезу:

– Лейтенант, она ни с кем не встречалась и не просила нас никого оповестить о том, что ее задержали. Одинокая была. Но мы, сами понимаете, про то, другое дело разговаривали. Единственное, что она сказала про кинту, – что там поселился дьявол. Цитатами из Библии сыпала. Мне кажется, у нее не все в порядке было с головой.

Валентина напряглась. Она бы чувствовала себя увереннее и спокойнее, если б нарисовался какой-нибудь банальный мотив. Мафия, ревнивый любовник, наркотики… К таким вещам ей было не привыкать. Но сейчас ей нечего было уместить в свои стройные логичные схемы, разве что старинную книгу, но ведь и в существовании