Когда она вернулась - Люсинда Берри

Я пыталась избежать просмотра видеозаписей, но это оказалось практически невыполнимо. Вчера в новостях показали интервью с шестью бывшими членами «Интернационала», и я не смогла найти никаких аргументов против просмотра программы. Все они высказались в защиту Рэя и движения в целом, за исключением пары родителей, потерявших свою двадцатичетырехлетнюю дочь, которая решила вступить в ряды «Интернационала». Они всегда были убеждены в том, что «Интернационал» имел отношение к ее исчезновению, и рассказали о своих попытках ее разыскать.

– Что ж, жизнь Кейт они точно изменили. Как она? Есть улучшения?

– Сложно сказать. Она уже не так часто бормочет себе под нос или, по крайней мере, не делает этого в присутствии людей. Все еще выглядит довольно рассеянной и большую часть времени пребывает немного не в себе, но при этом явно оживает, общаясь с Шайло и Эбби. Можно сказать, они ей небезразличны.

– Что ж, хотя бы свой дом вы скоро сможете вернуть себе, – проговорил Калеб. – Кейт, конечно, будет менее комфортно в стенах полицейского участка, зато для всех вас наступит облегчение.

– Наверное, да, только я понятия не имею, чем мы с ней будем заниматься, когда все разойдутся по своим делам. Это точно будет странно. До сих пор мы с Кейт оставались наедине всего однажды, и это было в первую ночь дома. Я даже не знаю, как с ней разговаривать, – призналась я Калебу, сдерживая подступающие слезы. Я старалась не плакать перед детьми, потому что от этого они сильно расстраивались, а я терпеть не могла расстраивать своих детей. Дело было не только в том, что я опасалась оставаться с Кейт наедине. Я ощущала, как Скотт безудержно отдаляется от меня, и ничего не могла с этим поделать.

– Мне бы в самом деле хотелось с ней познакомиться, – заявил Калеб.

Что-то похожее он писал мне пару дней назад, но я не собиралась позволять никому обращаться с Кейт как с цирковым уродцем, даже собственному сыну. Я покачала головой.

– Да ладно тебе, мам. В итоге нам все равно придется встретиться. Она же часть нашей семьи.

– Она – не часть нашей семьи, – выпалила я не подумав. Хотя она ею была. Она значила для этой семьи больше, чем за все годы стала значить я, а с течением времени моя роль стала и вовсе стремиться к нулю. Вот что ранило меня сильнее всего.

Кейт

Тогда

«Боль послана нам единственно для того, чтобы что-то объяснить. Слушайте же ее послание», – проинструктировал нас Рэй, прежде чем отправиться в одно из своих тридцатидневных странствий духа. В прошлый раз он покорял горные вершины Су-Вэлли, однако на этот раз Рэй никому не сказал, куда собирался отправиться. Мы все договорились держать тридцатидневный пост, пока его не будет, чтобы помочь ему достичь наибольшего единения с Господом. Мы должны были помочь ему найти решение, поскольку земля все еще не отвечала на наши чаяния.

Теперь даже Фил ел мясо. Альтернатива была только одна – голодать, потому что, как бы усердно ни трудились мы на своих полях, урожаи наши оставляли желать лучшего. Никто из нас не разбирался в том, как следует сажать и выращивать овощи в условиях дикой природы, невзирая на то, каких высот в органическом потреблении каждый из нас мог достичь в прошлой жизни. Единственным способом научиться была практика, но до сих пор мы погубили больше, чем вырастили. Наши запасы фактически подошли к концу.

Все мы считали дни, остававшиеся до возвращения Рэя, которое должно было состояться сегодня. В его отсутствие мы только молились и медитировали. Никому не пришлось говорить вслух то, что все знали и так, – долго нам таким образом было не продержаться. Мы должны были найти способ выжить или сниматься с места и двигаться дальше.

Темнота окутала лагерь, а Рэй все не возвращался. В поисках его все мы в тревоге обшаривали глазами окружающие холмы, делая друг перед другом вид, что вовсе этим не заняты. На мгновение в голове у меня промелькнула мысль, что Рэй не вернется, но я немедленно пристыдила себя за такое малодушие. На моем духовном пути труднее всего оказалось заглушить голос страха – тот поднимал свою уродливую голову всякий раз, как я начинала верить, что избавилась от него навсегда.

Уиллоу разыскала меня сразу же, как мы собрались вокруг костра. Вне зависимости от происходящего, каждый наш день оканчивался так.

– Я переживаю. Вдруг с ним что-то случилось? – прошептала она так тихо, что больше никто не мог услышать, ибо страх имел свойство распространяться, подобно вирусу. – В тех лесах полно медведей. У меня перед глазами так и стоит картина, как он лежит, истекший кровью, после встречи с медведем. Ты смотрела фильм с Леонардо Ди Каприо, где тот боролся с огромным медведем? Как там он называется?

Тут она вскинула руки над головой, изображая грозного медведя. Я хихикнула – так нелепо выглядела Уиллоу в тот миг.

– Не знаю. Не могу припомнить.

– В любом случае мне на ум только это и приходит.

Атмосфера вокруг костра становилась нервной и напряженной, как бывало каждый раз, когда мы ждали возвращения Рэя. Когда его не было с нами, мы были сами не свои. Бетт как раз рассказывала, какой она изобрела способ сократить количество муки для выпекания хлеба, но вдруг прервалась на середине фразы и завопила: «Вон он!» – указывая на фигуру, которая приближалась к нам со стороны вырубки.

Невозможно было различить его черты, но это была, вне всяких сомнений, походка Рэя, да и никто, кроме него, не стал бы бродить по лесу в ночи. Мы подскочили со своих мест. Кто-то побежал к нему, и прежде, чем я поняла, что происходит, я тоже оказалась среди бегущих. Мы бежали все быстрее, хохоча и толкаясь, как школьники, которых отпустили на перемену. Толпой окружив Рэя, мы принялись по очереди обниматься с ним, целовать его и друг друга. По пути назад к костру не умолкала тревожная болтовня. Мы поскорее заняли покинутые места, так как жаждали услышать то, что приготовил для нас Рэй, в надежде, что тот не станет откладывать разговор до утра.

– Ты хочешь пить? Принести тебе что-нибудь? – спросила Бека.

Несмотря на то что ее живот раздулся от беременности, она никогда не уставала помогать другим. Мы пытались оградить ее от работы, когда стало ясно, в каком она положении, но она