Кража Казанской - Евгений Евгеньевич Сухов

Настоятельница Маргарита подошла к Казанской иконе Божией Матери. Задержала взгляд на императорской короне, оставленной Екатериной Великой в дар монастырю, блеснувшей сотнями огней. В какой-то момент игуменья засомневалась в правильности своего решения. Но неожиданно огарок свечи перед Спасом погас, погрузив собор в густой мрак.

Это был Божий знак.

Сняв с иконы ризы и осторожно вытащив из оклада Чудотворную Казанскую икону Божией Матери, она некоторое время всматривалась в лик Богородицы, пытаясь отыскать какие-то перемены в ее взгляде. Ничего такого, что могло бы огорчить, – на нее взирал светлый незамутненный взгляд Богородицы. Настоятельница Маргарита приободрилась, с души малость отлегло. Осторожно поставила икону у стены. После чего подняла копию и поместила ее в оклад.

Чиркнув спичкой, Маргарита запалила свечу и поднесла ее к написанному образу. Мягкий свет упал на святой лик, обожженный пламенем. В глазах Богородицы просматривалась лишь глубокая грусть, тревога за судьбу сына. В точности такой же взгляд был у Явленного образа.

Взяв подлинную икону, игуменья бережно обернула ее в тряпицу, вышла из собора и направилась к настоятельскому корпусу. Монастырский двор, как и прежде, оставался пустынным, – по дороге ей никто не повстречался. Где-то за монастырской оградой раздался громкий веселый смех, а потом разом все стихло.

Игуменья вошла в прохладу настоятельского корпуса и поднялась по лестнице к своей келье. В дальнем углу коридора, где на стуле посапывала старица, по-прежнему колыхались крохотные огоньки трех свечей. Опасаясь потревожить чуткий старушечий сон, Маргарита неслышно открыла свою дверь и шагнула в келью. Из «красного угла» светила старинная лампадка, отбрасывая угловатые тени на стены. Некоторое время она стояла в центре кельи, вслушиваясь в наступившую тишину, а затем облегченно перекрестилась. Все прошло даже лучше, чем она предполагала.

Вот закончится вся эта сумятица, а там можно будет и Заступницу вернуть на место.

Глава 7

Июль 1904 года

Допрос послушницы

Были опрошены десятки свидетелей, вольно или невольно оказавшихся в монастыре, но дело, между тем, продвигалось крайне медленно. Следствие очертило круг подозреваемых, среди которых значился сам Варфоломей Андреевич Стоян, он же – Федор Иванович Чайкин. Кроме того – его подельник, карманный вор Ананий Тарасович Комов, крестьянин села Долженкова, Долженковская волость, Обоянский уезд, Курская губерния (недалекий и весьма туповатый тип, едва способный связать между собой пару слов); и монастырский караульщик Федор Алексеевич Захаров, мещанин из Казани, утверждавший, что был заперт преступниками в подвале (хотя имелись весьма большие сомнения). Нашлись свидетели, которые заверяли, что старик хорошо знал преступников и даже пропустил их на колокольню, откуда они поздним вечером прошли на монастырский двор и взломали замки собора. Сам караульщик дребезжащим старческим голосом заверял о своей непричастности к краже Казанской иконы Божией Матери, при этом всякий раз беспрестанно крестился. А однажды даже показал медали, полученные за участие в Крымской войне 1853–1856 годов и усмирение Польского мятежа 1864 года. Понизив голос, признавался, что если бы не заступничество Явленной, так не жить бы ему на белом свете, а потому вечерами он молился ее образу во спасение.

Четвертым соучастником преступления следствие определило ювелира Николая Семеновича Максимова, этот из казанских цеховых, запасной младший унтер-офицер. Весьма хитрющий тип, горячо заверявший, что ко всей этой скверной истории он не имеет никакого отношения. Однако соучастники преступления в один голос заверили, что он был вместе с ними во время ограбления и даже помогал доставать иконы из ковчегов. Именно Максимов, который разбирался в драгоценных камнях, и определял цену украденного, взвешивая их на ювелирных весах. К тому же он реализовывал жемчуг и драгоценные камни с иконы и делился прибылью со Стояном-Чайкиным.

В этом деле всплывали еще две фигуры, на первый взгляд второстепенные, не имеющие отношения к ограблению, но в действительности – важнейшие свидетели, которые знали обо всех преступных помыслах злополучной четверки. Первая – это сожительница Стояна, Прасковья Константиновна Кучерова, мещанка города Мариуполя Екатеринославской губернии, и вторая – ее мать, Елена Ивановна Шиллинг, мещанка города Ногайска Таврической губернии. Как раз вторая разрезала ризы и, по ее собственному утверждению, видела, как Стоян рубил образ Спасителя, а Комов сжигал в печи обломки Казанской Божией Матери.

С уничтожением икон тоже было не все ясно: по одной из версий, все лишь должно было выглядеть так, чтобы следствие поверило, будто иконы погублены. Но кто же станет уничтожать добро, которое стоит десятки тысяч рублей золотом? Цена Казанской иконы Божией Матери, по самым приблизительным подсчетам, доходила до ста тысяч рублей!

Женя, десятилетняя дочь Прасковьи, утверждала, что Стоян знался со старообрядцами и собирался продать иконы им. Девочка даже показала дом, куда заявлялся Стоян, но кроме бородатого старика в ней никого не оказалось.

Такое масштабное ограбление не могло обойтись без сообщников в самом монастыре. Оставалось только их выявить, а через них отыскать и пропавшие иконы.

При опросе работников, подвязавшихся к монастырю, выяснилось, что они по-настоящему потрясены этой трагедией. А иные из них, приглушив голос, даже понимая, с кем разговаривают, откровенничали:

– Ежели бы мы за греховным делом застали этих святотатцев, так не стали бы шум поднимать. Удавили бы сразу, а потом втихую отвезли в лес, да там и прикопали. Мы здесь годами при монастыре служим, за честь почитаем при самой Явленной служить! И тут такое…

Судебный следователь по важнейшим делам Александр Шапошников ни на йоту не сомневался, что так оно и было бы. Прикипели мужики к церкви, покушение на святыню воспринимали как посягательство на честь матери.

С монахинями допрос обстоял посложнее. Девицы больше плакали, да корили себя за безбожие: если бы усерднее молились, то ничего подобного бы не произошло, а потому разобрать, где в их речах было чистосердечность, а где злая кривда, было трудно. Допросили всех послушниц, монахинь и стариц, включая настоятельницу. Однако результаты ни к чему не привели. Большинство сестер в минуты ограбления спали, а те немногие, что оказались в тот час во дворе монастыря, ни о чем не знали.

Некоторые сомнения вызывала беседа с послушницей Татьяной Кривошеевой, – слишком уж она нервничала во время допроса. Такое поведение, как подсказывал Шапошникову следственный опыт, не может быть случайным. Послушница определенно что-то утаивала, вот только вывести ее на откровенность не удавалось, несмотря на все хитрые уловки.

Александр Шапошников решил поговорить с Татьяной еще раз. Допрос проходил в корпусе настоятельницы, в одном из свободных помещений.

– И какое у вас послушание в монастыре? – с любопытством задал очередной вопрос Шапошников, внимательно наблюдая за Татьяной.

Всего-то небольшая, но уловимая заминка, после