Скверное место. Время московское - Вадим Тихомиров

* * *

В самом начале прокололся не он. Сваляла дурака его жена. Если до лета прошлого года он, как ему казалось, самостоятельно управлял своей судьбой, был практически сам себе владыка, то после ее поездки на Кипр по туристической путевке, которую он сам же и оплатил, жизнь его незримо изменилась. А он и не догадывался об этом. Не знал, что собственными руками подложил себе свинью. И какую!

Он еще продолжал грезить, что многое, если не все, находится в его власти, что не кто-то другой, а именно он сам выбирает и скорость, и маршрут своей судьбы, как уже кто-то внес изменения в расписание жизни, и совсем недалек был тот час, когда хмурый стрелочник отправит его, Бориса Фридмана, на запасной путь, а потом и вовсе загонит в тупик.

Дур за границу ездило много, но его дура затмила многих. Мало того что она обильно бухала, так еще, никого не стесняясь, заводила шашни с киприотами, мол, они куда темпераментнее мужчин всех известных ей национальностей. Но так делали многие, в конце концов, это дело вкуса и вопроса морали. Можно было закрыть глаза и на то, что она по пьяной лавочке каждому встречному-поперечному докладывала, что муж ее человек важный у нее на родине и работает не каким-нибудь коммерсантом, а начальником областного Управления по борьбе с организованной преступностью. Черт с ней, с дурой! А вот то, что российская разведка зафиксировала ее контакт с представителем разведки «Моссад», вот это было нечто новое. Спал он с ней или просто дружил, история умалчивает, но несколько дней подряд они не разлучались. Вдобавок красавец еврей зачем-то попросил передать для ее мужа один «ну очень скромный подарок», кобуру израильского спецназа для скрытого ношения, что ею и было исполнено по возвращении в родимые пенаты.

Борису бы Петровичу тут бы и доложить куда следует о необычно подозрительном зарубежном контакте жены и последовавшем вслед за ним подарке, сделать ей строгое наставление, чтобы подобного впредь не повторялось, но, увы, он только поцокал языком, восхищаясь качеством изделия, которое явно превосходило все видимые ранее отечественные образцы, и стал дальше жить-поживать и наживать добра. А кобура? Она превратилась в его визитную карточку, стала предметом зависти коллег, она всегда была с ним, пока не закончилась его бесславная эпоха.

Был ли этот контакт случайностью или это был подход иностранных спецслужб к его жене, чтобы со временем подтянуть самого Фридмана и завербовать, никто не знал. Агент подобного ранга, тем более имеющий доступ к информации с грифом «совершенно секретно», даже агент, много лет «спящий», представляет колоссальную ценность. Разведка – дело темное. И времена в России были ей под стать. Великую империю, в одночасье превратившуюся в колосс на глиняных ногах, всевозможные «партнеры и друзья» под улыбки и похлопывания по плечу старались незаметно подтолкнуть с обрыва, на котором она из последних сил балансировала, чтобы потом собрать по кусочкам в такую субстанцию со стертой памятью, которая уже никогда не вспомнит своего прошлого, а начнет жизнь сначала. С нуля. И тут для построения нового миропорядка все средства были хороши. От подачек Сороса до войны в Чечне.

Никому Россия не нужна сильной, кроме самой России.

В итоге начальник УБОПа оказался под плотным колпаком, все телефоны поставили на прослушку. Как совсем неглупый Фридман мог так расслабиться? Неужели не знал, что его должность – это та единица, которая попадает под периодическую проверку контрразведчиков на вшивость по линии коррупции и по контактам с иностранными разведками? Знал – не знал, догадывался. Но в какой-то момент понял, что не за всякий грех берут за горло. Страна изменилась. Это раньше мент, живущий на одну зарплату, был обычным, почти уважаемым явлением. А сейчас это неудачник. Теперь все как-то выживают. А тот, кому Бог не дал счастья быть начальником, а предоставил, словно белке, одно лишь «колесо», в котором он за жратву и одежку обязан крутиться до самой старости, то это и не человек вовсе, а просто лох.

А в чем, собственно, было его прегрешение? Что он носил израильскую кобуру? Так она удобная. Мир, ребята, изменился. Раньше были только отечественные малолитражки, а теперь куда ни глянь – иномарки! Где самый богатый автопарк машин? На стоянке у какого-нибудь научно-исследовательского института? Черта с два, напротив УВД!

Да, он маленько жульничает через подставное лицо, пытаясь заработать себе не только на старость, но и на жизнь сиюминутную. Ну, узнают об этом в Москве, и что? Те мелкие сошки, кто его подслушивал, кто проверял и собирал на него материал, ничего не решали. Решали на самом верху, с оглядкой, конечно, на прошлые заслуги и с учетом нынешних успехов. Тут, в новой России, куда ни повернись, все немного Борьки Фридманы. Или много. Зависит от удачи и кресла под жопой. Всех сажать? Тогда придется начинать с сажающих. А кто работать будет? Новых набрать? Так и они через некоторое время станут Фридманами. Их прикажете тоже посадить в места не столь отдаленные? И так до бесконечности? То-то и оно!

Так думал Фридман.

Он не был трусом, хотя, стреляя в тире, всегда закрывал глаза. Закрыл и на этот раз. На самого себя. Так было проще. Он считал себя человеком, с которым – он в это верил – должны были считаться где-то там, на самом на верху. Ведь это он, а не они задолго до того, как был придуман закон об оперативно-разыскной деятельности, где черным по белому были расписаны принципы оперативного внедрения, не дорожа собственной шкурой, на свой страх и риск проводил эти самые оперативные внедрения. Закона не было, ментам запрещалось это делать, а он, доверяя только собственной интуиции, придумывал эти самые способы и методы внедрения. Он стоял у их истоков!

Не они, штабные крысы, а он, практически боевой офицер, переодевался в малиновый пиджак, вешал на шею золотую цепочку с полкило весом, цеплял на пальцы «гайки» с брюликами, ТТ за пазуху и на конфискованном «мерседесе» с липовыми номерами ехал на встречу с жуликами в Москву. Заходил фон-бароном в кабак, и хрен кто мог подумать, что он мент. Такие вот времена были. Никто никого не знал в лицо. Кем хочешь, тем и будь. В этом «народном театре» он всегда играл одну роль – роль нового русского, знающего поляну. Играл, правда, хорошо. И потому на его праздничном кителе орден.