Занавес памяти - Татьяна Юрьевна Степанова

авторитетная баба, мечтал ли он с ее помощью в карьере взлететь… или, может, просто хотел ее, сладкую женщину, шибко? Уводил от мужа, мол, дети твои выросли, бросай его, стань моей навеки. А она колебалась. У них с муженьком – выяснилось-то потом уж – капитал был скопленный: в Туле, в Калуге, в Бобылево четыре квартиры они совместно на детей записали, кроме их большого дома с гаражом, с машинами дорогими. Боялась она дележа, развода, огласки. Буланов-то Леха ей жизнь обеспеченную не мог предложить. Простой сельский опер, взяток не брал, честный мужик, крутой, смелый, хотя и… жесткий. Жестокий даже. Ссориться они начали на почве отношений, Леха Буланов назло Руфине Марковне погуливал с девицами на стороне. Недалеко от супермаркета заправка, рядом чайная старинная наша тогда еще работала, считай, притон для шоферюг: с самогоном, караоке и проститутками. Шалавы туда стекались со всей округи и из других мест. Леха в чайную не по службе стал заглядывать: то одну деваху снимет, до другую. Восьмого марта, в международный женский праздник, с Натахой его люди видели – он ее прямо в авто того-с… Не местная, приблудная, молоденькая шлюшка. Руфина Марковна не стерпела измены, порвала с Булановым. И стали они словно журавль с цаплей… И вдруг в июле убийство в доме ведьмы, и они – любовники-враги – в деле сообща! Друг перед дружкой они выкаблучивались. Леха ей: я, мол, дело раскрыл, добился от малолетки чистосердечного, мент я настоящий, сила-мужик. А она ему: дурак ты, изменщик, не выйдет по-твоему, не позволю верх взять надо мной, не дам прекратить дело, паши дальше. Я вам больше скажу: если бы не их ревность и свара любовная, ход-то у расследования, возможно, иной оказался тогда – более справедливый, спокойный, умный. Оба они на мальца… на Серафима плевали. Им лишь свои хотелки да гордыня глаза застлали.

Катя слушала затаив дыхание. Ну и поворот!

– Руфина Гурмыжская умерла. У Буланова – инсульт. Нечто плохое случилось еще между ними? – спросила она тихо.

– Долго они по ходу елисеевского дела собственные отношения выясняли. Потом вроде договорились. Но… Буланов условие выдвинул: «Разводись, выходи за меня». А она уперлась. Ее мужа уже в Москву переводили, куда-то на самый верх. Отказалась Гурмыжская ради карьеры мужа и Москвы от майора Буланова. А он, дурила… от ревности и обиды совсем сбрендил. Написал на ее муженька рапорт в СК. Сигналы к нему и раньше поступали насчет махинаций Гурмыжского с бюджетными средствами, он им ради Руфины хода не давал. После проверки Гурмыжского арестовали. Руфина Марковна сразу после его задержания нагрянула к Буланову – в Кукуеве он тогда обосновался, в опорном пункте (я ж его освободил, уйдя с должности). В тот день, помню, решил я к Лехе заглянуть, потрепаться. Поднимаюсь на крыльцо опорного, слышу: голоса в кабинете.

Милонопоклонов вновь на секунду умолк, вспоминая…

Он приоткрывает дверь своего прежнего тесного кабинета. У зарешеченного окна в клубах сигаретного дыма двое: опер Буланов стоит почти навытяжку, опустив руки, смотрит в глаза зампрокурора Гурмыжской, а она… Руфина, бледная от ярости, с темными прядями, выбившимися из аккуратного пучка, наотмашь бьет его по лицу:

– Подонок! Предатель! Доносчик!

И – новая пощечина.

– Я ушел от греха подальше тогда, – тихо произнес Милонопоклонов. – Оставил их, любовников, наедине разбираться. Руфина вернулась домой… инфаркт у нее случился. Умерла скоропостижно с горя. Буланов еще пару лет на должности проскрипел, вида он не показывал, но переживал ее смерть сильно. А потом прямо в УВД у него инсульт во время оперативки – бац! И капец, вся жизнь под откос. С тех пор бедствует. В Кукуеве его не любят, сторонятся. А муж Гурмыжской схлопотал десятку, вышел летом нынешним по УДО. И, по слухам, поклялся посчитаться с Булановым – за себя и жену. Отомстить люто даже параличному. Они свой век прожили, а Серафим-малолетка попал в их безумные жернова и не выскочил. Счастье – возраст его мелкий, а то бы и в колонию на годы загремел.

Они попрощались с Милонопоклоновым, Гектор забрал в лавке собранный заказ, а Катю все не отпускал рассказ старого участкового. На обратном пути с фермы она хранила молчание.

Кукуев многогранен. Они с Геком обязаны принимать его полностью, без исключений, без деления на белое и черное. Граней вообще не существует. Или они столь зыбки, обманчивы, противоречивы… Урок ей на будущее: пожелтевшие от времени документы уголовного дела не способны отразить реальную картину происходящего. Из них стоит черпать лишь самое необходимое, голые факты, но полагаться на бумаги полностью – бессмысленно. Опер и прокурорша… Алексей Буланов и Руфина Гурмыжская… их взаимоотношения по документам из архива одни – в реальности совершенно иные. А если правило действует и насчет Серафима, его чистосердечного признания, показаний свидетелей? Только экспертизы – научные, независимые, материалистичные – основа для умозаключений, версий. А все остальное – слова, слова, слова… Правда? Ложь? Или то и другое одновременно? Но разве подобное возможно?

– Катя… – Гектор за рулем не отрывал от нее взора. – Задумалась? О них?

– Да, Гек. Я бы никогда не вообразила их парой. Для меня – нонсенс. А у них был служебный роман… трагический, роковой. Я ошиблась, когда решила: Гурмыжская сомневалась в виновности Серафима, имея веские доводы, возможно улики. А перед нами сплошной человеческий фактор, ее эмоции, чувства к Буланову. Подозреваемый в убийстве мальчик… наш Симура для них обоих тогда был пятое колесо в колеснице.

– Точно. Очень хочу тебя еще послушать.

– Тогда опять сначала мое чисто личное… лишь с тобой, Гек, могу поделиться, больше ни с кем. Во дворе Улиты я вела себя, по собственной оценке, странно… – Катя подбирала самые нужные слова. – В прошлом примчалась бы на место ее убийства по заданию пресс-службы и хвостом ходила бы за всеми: оперативниками, криминалистами… От меня словно от осы назойливой отмахивались бы, но я все равно лезла бы с вопросами. А сегодня утром мы с тобой явились, увидели мертвое изуродованное тело. Ты сориентировался быстрее меня: в дом попал, картину запомнил, а я… бесполезной себя ощутила. – Катя на секунду умолкла. – Моей прежней работы больше не существует. Раньше мы бы сами вызвали полицию, все разузнали от коллег. А сегодня утром мы просто уехали. Новости получаем обиняком, косвенно… Умом я понимаю: мы поступили правильно, но сердцем… я еще не привыкла к новой роли. Хотя по поводу моего увольнения из полиции я не сожалею, я даже рада, Гек! Я освободилась.

– Я знаю, о чем ты. И со