Тайна озера самоубийц - Анна Велес

– Ноты? – предположила Клара.

– Да. – Полицейский продолжал распаковывать тетрадь, вынимая ее из прозрачного полиэтиленового пакета для хранения улик. – Вот…

Он все так же бережно положил ноты на журнальный столик.

– Вам знакома эта вещь? – задал Василий один из самых распространенных полицейских вопросов.

– Анна же писала новую пьесу, – напомнил Илья.

– Знаю, – спокойно известил его представитель закона. – Та нотная запись также была обнаружена на ее рабочем столе и в ноутбуке. Но там… Это другая музыка.

В комнате на миг повисла тишина. Все смотрели на тетрадь на столе, и никто не решался взять ноты в руки. Илья был сбит с толку. Во-первых, он вообще не понимал, при чем тут работа Анны, во-вторых, он просто не умел читать ее записи, а значит, не мог и проверить слова полицейского.

Он посмотрел на Горских, надеясь, что кто-то из них возьмет тетрадь в руки и ответит на вопрос. Петр не шелохнулся. Он сидел в своем кресле, голова удобно устроена на спинке, руки спокойно лежат на подлокотниках. Только взгляд прикован к нотам. Уже хорошо знакомый Илье тоскливый до безысходности взгляд. И снова Илья еще и чувствовал каким-то чудом эмоции Горского. Бесконечная печаль, щемящая тоска, но вместе с ней и нечто совсем иное, что-то робкое и светлое. Похожее на надежду.

– Здесь посвящение, – немного робко заметил Василий, видя, что никто не спешит смотреть на партитуру.

Илья отвлекся на его слова, все же глянул на тетрадь. В правом верхнем углу была надпись, сделанная аккуратным кругловатым будто бы школьным почерком отличницы, так подходящим Анне: «Илье. Благодарность».

В тот момент он почти понимал Петра. Его захлестнула такая же глубокая печаль, острое чувство потери и бесконечного сожаления, но и то самое, нечто теплое и светлое. Не надежда, что-то иное, может быть просто любовь.

Илья робко потянулся, собираясь взять тетрадь в руки. Он прекрасно знал, что по-прежнему не в состоянии прочесть ноты, хотел просто дотронуться, продлить это ощущение сопричастности с Анной. Но не успел, Клара резко вскочила на ноги, схватила тетрадь. У нее был какой-то хищный, даже угрожающий вид. Этот неприятный колкий взгляд, когда она читала нотную запись. А потом писательница посмотрела на брата с холодным злым упреком.

– Предатель! – Это была Амелия, как всегда с неким пафосом и излишним трагизмом.

Она тоже смотрела на Петра. Ее глаза сейчас казались расширенными, будто от шока или крайнего потрясения. А еще было понятно, что художница на грани слез.

Петр выглядел по-прежнему спокойным, смотрелся в своем кресле даже немного царственно. И все так же бесконечно устало. Он лишь протянул руку вперед, предлагая сестре передать ему ноты. Движение Клары было чересчур резким, как если бы она хотела швырнуть тетрадь. Горский не обратил внимания, принял листы. Пробежал ноты глазами. Илья больше чувствовал, чем видел, как усиливается эта странная светлая эмоция, как растет волнение Петра.

– Я никогда этого не видел, – произнес он чуть ли не с триумфом. – Эта музыка не звучала.

Клара так и стояла напротив него. Смотрела на брата все тем же цепким пронзительным взглядом, напряженная, будто готовая к бою. Петр ответил на ее взгляд улыбкой. Удивительно мягкой и теплой. Писательница даже сделала шаг назад, будто испугалась его реакции. А потом вдруг резко отвернулась. Ее плечи сгорбились, девушка как-то понурилась, села на прежнее место на диване рядом с сестрой. Как если бы сдалась.

Илья ничего не понимал. Он послал Василию вопросительный взгляд, но полицейский только пожал плечами, видимо тоже не имея ни малейшего представления, что значил этот немой диалог между сестрой и братом. Журналист посмотрел на Амелию. В отличие от старшей сестры, слова Петра ее никак не успокоили. Казалось, девушка с трудом сдерживает сейчас свои эмоции. Точнее, как подумал Илья, свой очередной взрыв, истерику. Художница продолжала сидеть с напряженно прямой спиной, сцепив на коленях пальчики, и буравила брата чуть ли не ненавидящим взглядом.

– Так вот… – Василий произнес это немного робко, явно опасаясь нарушить напряжение этой странной сцены. – Ноты эти. Почерк принадлежит Анне. Понятно, что тетрадь ее. И там, конечно, присутствуют ее отпечатки пальцев. Ее и…

Он повернулся к Амелии.

– И твои, моя красавица…

Сказал и ждал реакции. Илья недоуменно нахмурился, так как все еще не понимал, к чему тут это. Клара выглядела искренне изумленной. Петр… Не изменился. Сама Амелия повернулась к полицейскому. Ее взгляд журналисту совсем не нравился. Он был все таким же холодным и злым. А еще она улыбалась, почти хищно. Но молчала.

– Это что-то доказывает? – вмешался Илья, понимая, что атмосфера в гостиной слишком накалена и надо все это быстрее заканчивать.

– Вообще ничего, – с деланым легкомыслием отозвался ему приятель. – Просто… Амелия была в комнате сестры в тот вечер, что понятно по данным экспертизы. Сроки, когда были оставлены отпечатки, совпадают. А еще…

Он достал из папки следующий пакет. В нем лежала блузка. Илья не единожды видел ее раньше. Анна любила эту вещь. Девушке нравилось носить такие. Легкая ткань, светлая, с еле заметным узором в мелкий цветочек, ворот-стойка, на восточный манер, и узкие рукавчики, отделанные у запястий небольшими манжетами. Анна надевала эту блузку часто, дома, когда работала. Когда писала свою музыку.

– Эта вещь, думаю, всем знакома, – продолжил Василий. Теперь он говорил увереннее и быстрее, будто торопился закончить неприятное дело. – Блуза принадлежит Анне Горской, о чем свидетельствуют найденные на ней потожировые следы.

Он все же сделал небольшую паузу, как если бы старался подчеркнуть важность того, что прозвучит дальше.

– Именно на этой блузе обнаружены микрочастицы препарата бромазепам, – четко выговорил полицейский. – Согласно экспертизе, точно установлено, что измельчавший таблетки был одет в эту одежду.

– Ты серьезно? – чуть ли не с ехидством осведомилась Клара. – Ты ведешь к тому, что Аня сама…

– Нет, – легко перебил ее Василий. – Аня этого не делала. Также, по данным экспертизы, на рукавах блузы есть и другие следы. Их оставила озерная вода. Примеси и прочее там совпадает.

– Тот, кто дал Анне снотворное, – размышлял Илья, – отвел ее на причал, потом утопил. Он был одет в эту блузу?

– Она, – исправил его полицейский. – Потому что на этом предмете одежды есть и другие потожировые следы. Они расположены поверх следов самой Анны. То есть это следы той, кто надевал блузу после нее. И кто совершил преступление.

Теперь он выглядел откровенно несчастным и смотрел только на Амелию. Илья понял и в