Тайна озера самоубийц - Анна Велес

– Если быть честным, – вставая из-за стола, произнес психотерапевт, – я все же надеялся на такое ваше решение. Вы близкий ее семье человек, хорошо ей знакомы. Возможно, Амелии станет немного легче. Да и вообще… Я просто хочу увидеть, что из этого выйдет.

Илью совершенно не покоробило от понимания того, что этот врач собирается ставить над пациенткой своего рода эксперимент, да еще и с его участием. Он был честен с собой. Да, Илья не хотел сюда ехать, но еще в дороге убедил себя, что ему самому было бы все же интересно посмотреть Амелии в глаза. И увидеть, как она отреагирует на его визит. Наверное, он слишком привык к играм Горских, сам становился таким же. Он не сочувствовал Амелии, он просто хотел знать, что стало с ней после разоблачения.

Из кабинета они вернулись в тот же коридор, прошли дальше, к палатам.

– Начнем, наверное, здесь, – предложил психотерапевт, указав на большое окно в двери комнаты.

Илья приблизился, стал смотреть. В этом было нечто особенное. Наблюдение жизни со стороны. Вот такой камерной. Он не воспринимал это как подсматривание, именно наблюдение, и все же оно давало странное ощущение. Так смотрят за животными в зоопарке, через сетку вольера или через стекло.

Палата была светлой и даже в чем-то уютной. Персонал по максимуму постарался избавиться от этого вечного ощущения «стерильности» больниц. Просто комната, светлые обои на стенах, с каким-то мелким цветным узором. Почти как на платьях сестер Горских, какие они всегда выбирали для званых вечеров. Шторы на окнах красивого теплого бежевого, даже золотистого оттенка, почему-то сейчас плотно задернутые. Покрывало на кровати – чуть светлее, как и коврик под ногами.

Амелия сидела на стуле, поставила локти на стол, спрятала лицо в ладонях. Поза отчаяния. Но, снова Илье показалось, немного недоигранная. Тем более долго девушка не выдержала, убрала руки, вскочила, сделала круг по небольшому свободному пространству палаты и снова села за стол.

– Странно, – заметил Илья, наблюдая за ней. – Я думал, вы дадите ей возможность рисовать. Ожидал увидеть здесь мольберт, краски, палитру, что там еще нужно? Но этого нет.

– Было, – легко ответил врач. – Мы все прекрасно знаем, что она художница, причем талантливая. Она все-таки знаменитость. И все для ее работы мы принесли сюда в первую очередь. Но это вызвало лишь очередной приступ агрессии. Амелия сломала мольберт, раскидала краски, разбила палитру.

– Но почему? – Это удивляло.

– Нет смысла, когда нет света, – процитировал психотерапевт. – Вы уже слышали что-то такое?

– Да, – устало подтвердил журналист.

Это он слышал со дня смерти Анны. Сначала эти заявления художницы о свете казались ему выражением скорби о смерти сестры. Потом – вызывали глухое раздражение.

Пока они разговаривали, Амелия успела сделать еще один круг по комнате. Илья немного нахмурился. В первый раз на лице девушки было выражение чуть ли не испуга загнанной в угол, несчастной жертвы. Теперь художница вышагивала царственно, с надменной, даже немного насмешливой улыбкой. Изменились манеры, осанка, все поведение в целом.

– Вы это видели? – поинтересовался Илья.

– И это, и многое другое, – охотно признал врач. – Простите за цинизм, но она обещает стать моей самой интересной пациенткой. Столько ролей! Я бы заподозрил расщепление личности, но это совсем не так. Амелия именно играет, но так выразительно!

– Я бы хотел войти, – заявил журналист. Ему резко захотелось продолжить эксперимент, увидеть, как она изменится снова.

– Пожалуйста, – спокойно согласился психотерапевт и повернул ручку двери. Она оказалась не заперта.

Она подняла голову сразу, как услышала звук. И обернулась. Теперь это было знакомое Илье чуть капризное выражение. А еще ожидание флирта. Такой Амелия встретила журналиста в день их знакомства. Но стоило девушке узнать посетителя, все изменилось.

Она села ровно, благопристойно сложила руки на коленях. На губах появилась улыбка. На миг Илья даже испугался. Ее так легко было бы перепутать с Кларой, когда старшая сестра изображала добрую «тетушку». Вот сейчас стопроцентное попадание. Если бы не выражение глаз…

– Зачем ты пришел? – спросила Амелия. Ровно, обманчиво дружелюбно.

– Петр попросил. – Почему-то журналист решил быть честным. Или мстительным. Он знал, что увидит в ее глазах после этой фразы.

Но ошибся. Она приняла удар легко. Даже чуть усмехнулась, будто бы и ждала такого выпада.

– Наказание? – с издевкой предположила она. – Если бы ты еще что-то понимал…

Илья мысленно ее ответный удар зачел. Да, он по-прежнему понимал мало.

– Вообще, я еще и попрощаться собирался, – известил он девушку. – Пора уезжать.

– Серьезно? – Она подалась вперед, будто ей сказали что-то вроде детского секрета. Выглядело это все так же наигранно, даже издевательски. – После всего этого просто возьмешь и уедешь? После того, что ты сделал?

– Я? – Он начал злиться. – Ничего не путаешь? Новая игра? Только я не верю, Амелия.

– Мне-то что, – пожала художница плечами, – до твоей веры? Я просто хочу узнать, ты нормально себя чувствуешь? Совесть не мучит?

– А ей есть из-за чего меня мучить? – Илья сейчас почти ненавидел ее.

Амелия чуть ли не развлекается за его счет и может тянуть эту игру в слова бесконечно долго. Потому что он останется и будет это терпеть. Потому что все равно хочет услышать все до конца, что она посчитает нужным ему сказать. Его чертово неискоренимое желание добраться до сути. То, что так радовало раньше, что помогало в профессии, что вело вперед. Теперь все это играет против него. Амелия уже права, он так и не понял многого. Не про преступления, про Горских. И эта недосказанность угнетает, о чем Амелия прекрасно знает.

– Ты реально не хочешь этого признать? – спросила она. – Ведь это именно ты во всем виноват. Это ты убил Аню. Но ты даже понять этого не можешь, да? Ведь ты же видел посвящение. Там, на тех нотах.

Илья нахмурился. Да, та тетрадь, что Василий нашел в шкафу Анны. Ноты. И надпись: «Илье. Благодарность». Мотив убийства, который так и остался, по сути, размытым и малопонятным. Вернее, только интуитивно понятным. То, о чем сам Илья только что говорил врачу. Зависть. Анна и ее творчество. Кризис у самой Амелии. Какая-то болезненная вера, что сестра ворует у нее вдохновение.

– Она просто писала музыку, – произнес Илья. – Мне или кому-то еще, не имеет значения. И я даже не знал о таком ее подарке.

– Подарок? – Она картинно удивилась. – Да это почти проклятье! То, что она отдала это тебе. Без света, без звука. Сама!..

Внезапно ее выражение лица изменилось. Девушка резко напряглась, сжала кулаки.

– Мерзкая